— Это я боюсь, Рейн. Я боюсь, что все это окажется сном.
Джоселин прижалась к нему, его сердце бешено колотилось под ее ладонью.
— Не бойся, Джо. Тебе больше не нужно бояться.
Рейн целовал ее нос, губы. Джоселин расплакалась, ее рыдания разрывали его сердце, забирая частицу души. А он только обнимал ее.
Его разум мутился от мысли о том, что он наделал. Его сердце болело, его горло саднило, его грудь разрывалась, словно пронзенная клинком. Он думал о том, что ей пришлось пережить, об изгнании, о лишениях. Он думал о том, как ей было одиноко, как страшно.
— Почему ты не сказала мне раньше? — спросил он, когда рыдания сменились тихим плачем. Он достал из кармана носовой платок, Джоселин вытерла слезы и высморкалась.
— Разве ты поверил бы мне?
Его глаза закрылись от нового приступа боли.
— Нет.
— Ты был настолько уверен?
— Я же видел тебя… во всяком случае, мне так показалось. Что было у тебя в руках?
— Твоя сестра прислала записку. Она лежала на маленьком серебряном подносе.
Рейну показалось, что он сейчас упадет без чувств.
— Я не знала, что было в этой записке, и я хотела сразу отдать ее тебе.
Он тяжело вздохнул. В записке Алекс просила взять ее с собой на вечер у Кэмпденов. Записка лежала на блестящем серебряном подносе, который он видел во сне и о котором вспомнил только теперь. Сложились вместе все части головоломки. Казавшиеся странными слова Джоселин: На сей раз я действительно спущу курок и выстрелю тебе в сердце. То, как она, рассердившись, описала тот выстрел, не совсем совпадало с тем, как все произошло на самом деле.
— Прошу тебя, Рейн, я только хочу, чтобы ты обнимал меня.
— Я буду тебя обнимать, и я никуда тебя не отпущу.
Подхватив ее на руки, Рейн отнес ее в постель. Он еще ощущал дрожь, пронзавшую ее тело, и его стремление все уладить росло.
— Тебе больше не придется ни о чем беспокоиться, — нежно пообещал он, поставив ее на ноги возле кровати. Дрожащими руками он стал снимать с нее порванное платье, но Джоселин остановила его.
— Все в порядке, — нежно сказал он. — Я не стану делать тебе больно.
При этих словах она, казалось, расслабилась. Рейн бросил платье на пол, потом снял с нее ботинки и чулки. Когда она осталась в одной рубашке, он мягко поднял ее и опустил на кровать.
Не говоря ни слова, он забрался туда следом, словно забыв, что еще одет. Он облокотился на резное деревянное изголовье, не обращая внимания на боль в спине, прижал Джоселин к своей груди, его руки мягко скользили по ее волосам.
Рейн поцеловал ее в макушку, ощущая шелковистое прикосновение ее черных волос.
— Твои волосы отрастают. Я удивился, что ты не стала их подстригать, ведь с короткими легче управляться.
— Мне хотелось, чтобы ты увидел их длинными — объяснила Джо. — Я же сказала тебе однажды, что отращу их специально для тебя.
Его грудь пронзила боль, хотя он угадал правду еще до того, как Джоселин заговорила. Зачем он не прислушался к сомнениям, мучившим его все это время? Его сердце знало правду даже тогда, когда логика твердила иное. Сердце привело его на Ямайку. Сердце заставило его узнать правду.
Слава Богу, он наконец-то смог ее понять
— Больше никто не сделает тебе больно, — повторил он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в лоб. — Я обещаю тебе это, Джоселин. Ни я, ни кто бы то ни было другой.
Но она уже уснула. Усталость взяла свое.
Или она поняла, что теперь в его объятиях ей будет спокойно?
Господи, так это был всего лишь сон.
Что-то оборвалось у нее в груди, когда Джо осознала ужасную явь. |