Изменить размер шрифта - +
Да еще, не вздумай Тушу и Ветерка упоминать. Их следов в квартире нет, а тебе придется жить по тюремным законам: если урки узнают, что ты язык на следствии развязал, да ещё без всякой для себя пользы кого-то из братвы заложил, то жизнь твоя и здесь, и в колонии может в ад превратиться. Я уж не говорю о том, что о работе в СОБРе никому не заикайся. В общем, веди себя тихо и спокойно. А там, глядишь, и амнистия к какой-нибудь славной дате подкатит. И освободишься досрочно. Так что будем надеяться, что ещё увидимся. Ну а я тут на воле постараюсь за тебя рассчитаться и этих Ветерка с Тушей из поля зрения не выпущу.

На том и расстались. Только сложилось все по-иному, нежели рассчитывали. Адвокат суетился излишне, сыпал научными терминами, хвастался, что отмел первоначальные обвинения в убийстве на почве сексуальных домогательств и свел все к простой «бытовухе». Но потом опять помрачнел. Медицинская экспертиза дала заключение, что из множества ранений несколько были нанесены прижизненно, и суд квалифицировал убийство с особой жестокостью из-за причинения сильных страданий жертве. Да ещё не повезло: назначили на слушание дела молодую женщину-судью. Опытный адвокат сразу предположил нехорошее: жертва почти ровесница судье, и та, невольно представив себя на месте убитой, впаяет Тягачу года на два больше, чем при другом раскладе. Само заседание было каким-то скомканным, словно не судьбу человека вершили, а решали — покупать новые столы для служебных кабинетов или все-таки повременить. Свидетелей было немного: соседи убитой говорили, какая она была добрая и приветливая, и требовали сурово наказать преступника. Ну и адвокат привел троих его знакомых, уверявших, что подсудимый оступился случайно по пьяному делу и ему надо смягчить приговор. Да и адвокат в своей речи упирал на безупречное прошлое Тягача и наличие семьи.

А потом произошло непонятное. Адвокат просил дать подсудимому пять лет лишения свободы, прокурор требовал семь, а судья ему влепила аж десять. Даже видавший виды прокурор изумленно покачал головой. Пока Тягача не увел конвой, он жадно и безуспешно пытался поймать взгляд судьи. И в то мгновение, когда ему это удалось, он увидел в её глазах вину.

Да на эту молодую женщину явно надавили перед судом и заставили вынести такой суровый приговор! А значит, дело явно было не в этой бабе, которую зарезали. Именно к нему были претензии у кого-то могущественного, способного влиять на закон и суд.

И вот теперь в местах лишения свободы Тягач почти постоянно думал и анализировал, кому это понадобилось сунуть его сюда, в зону, да ещё так надолго. Постепенно у него возникли следующие версии: хозяйку притона убили случайно, а уж потом решили все свалить на него; бабу «замочили» из мести, за то что «стучала» ментам; главной целью был именно он, и его хотели подставить; не исключено, конечно, что хотели устранить и его, и эту несчастную женщину.

Впрочем, последняя версия была связана с третьей и ей нисколько не противоречила. Чем больше Тягач размышлял, тем больше убеждался, что мишенью был именно он.

«Как жаль, что меня арестовали именно в тот момент, когда я вышел на группу, готовящую сделку по продаже какого-то редкоземельного металла, похищенного с оборонного предприятия». Эта мысль не давала ему покоя, и он сожалел, что не удалось раскрутить это дело, чувствуя, что разгадка его трагедии где-то близко. Пожалуй, когда он вошел в контакт с людьми, задумавшими провести сулящую немалую выгоду операцию, его и подставили под удар правосудия.

По крайней мере эта версия имела серьезные основания для существования. И Тягач сжимал в бессильной ярости зубы, понимая, что ему ещё долгие годы не удастся проверить свою догадку и отомстить, жестоко воздав своим обидчикам: бежать из затерянной в глухой тайге колонии было безумием. Он ещё не знал, что до свободы ему осталось чуть больше недели.

На следующий день работалось тяжело: сказывалась бессонная ночь.

Быстрый переход