Моя охрана привыкла к тому, что я псих. Я делаю странные для многих вещи, поэтому никто не обращает внимания на то, как я иду и останавливаюсь. Улыбаюсь, закрываю глаза и тяну носом аромат, окружающий меня. Снова иду и останавливаюсь. Моя кровь кипит. Ещё шаг, и я замираю. Моя жертва… она зовёт меня. Она умоляет меня прийти к ней. Неужели, никто не слышит? Она же кричит моё имя? Она взывает ко мне…

Распахиваю дверь, и мои внутренности скручивает в узел, когда я вижу Энрику. Меня начинает жутко тошнить, как будто я чёртов дьявол, а она святая вода. И каждым взглядом она брызгает на меня этой водой, причиняя жуткую боль.

Дверь за моей спиной хлопает, но Энрика игнорирует меня. Она сидит на кровати и упрямо пытается ненавидеть меня. Это всё чушь. Энрика обожает меня. Она любит меня… она одна меня любит. Мне так больно…

Каждый шаг словно хождение по углям. Каждый шаг к ней – огонь, пронзающий мою кожу. На ней не видно ожогов, потому что они внутри меня. И чем ближе я к ней нахожусь, тем мне лучше и больнее.

– Ты пришёл для того, чтобы убить меня?

Усмехаюсь от её вопроса. Энрика думает, что задала его равнодушно. Нет, её голос дрогнул, а в глазах появился страх, готовясь услышать мой ответ. Она ждёт, что я причиню ей боль. И я причиню ей боль. Этого не избежать.

– Мне нужно, чтобы ты дала мне сделать тебе укол, – говорю я. Какого хрена я делаю?

– Пошёл ты. Больше я не дам тебе накачать меня! Не дам! – испуганно кричит Энрика и подскакивает с кровати. Она отбегает от меня.

Идиотка. Я же, блять, спасаю тебя!

– Есть два варианта: я сделаю тебе укол добровольно или позову мужчин, которые будут держать тебя, и я всё же сделаю тебе укол, но уже насильно. Это не наркотик. Это снотворное, Энрика, – сделав глубокий вдох, говорю я.

Какого хрена? Какого, мать его, хрена я делаю?!

Не знаю. Я действую подсознательно. В последнее время я не могу доверять мыслям и голосам в своей голове. Они всегда шептали мне плохие вещи голосом ублюдка, который сделал это со мной. Он приказывал мне, я ненавидел его, но исполнял всё. Даже после его смерти голоса не пропали. Они разговаривают со мной. Они смеются надо мной. Они знают всё про меня и сейчас уговаривают убить её. Убить.

– Зачем мне снотворное? – тихо подаёт голос Энрика.

Что? О чём она говорит? Какое снотворное?

Мою ладонь покалывает. Я ощущаю, как она касается её мягких прядей волос. Энрика со страхом смотрит на меня и практически не дышит. Она боится моих прикосновений, а я знаю их. Они чудовищны. Я хватаю её за волосы и швыряю на пол. Энрика кричит, уползает от меня, но я хватаю её за ноги, бью лицом о мраморный пол, наслаждаясь, как ломаются кости носа, и трещит череп. Кровь стекает по её лицу. Зубы выбиты, и весь рот в крови. Наклоняюсь и целую его…

– Слэйн?

Видение пропадает, и я моргаю. Чёрт. Натыкаюсь взглядом на бокал с водой, стоящий на столе. Она не ела. Вода. У меня сушит горло. Хватаю бокал и жадно пью. Вода стекает по моему лицу, и мне мало. Наливаю себе ещё воды из графина.

– Хочешь пить, Слэйн? Научись добывать воду сам. Ты животное, и твоя задача: найти себе пищу и воду. Я оставляю тебя здесь на неделю…

– Дедушка, не оставляй меня в лесу! Мне страшно!

– Не ной, Слэйн! Ты животное! Научись быть животным, чёрт возьми!

Боль пронзает мою шею. Я падаю на мокрую траву, и ветка царапает мою израненную и воспалённую от ударов дедушки кожу. Я кричу от боли…

– Господи, Слэйн! Слэйн! – крик Энрики разрывает воспоминание.

– Ты совсем рехнулся? – спрашивает, прижимая к моей руке полотенце, а оно всё в крови.