Проклятие! Я увязла по самые уши. Точнее, по самую шею. И что ужаснее всего, не пытаюсь спастись, — наоборот, готова сдаться на милость вампира.

Глаза у меня закрылись, я ждала вспышки боли от укуса, вот-вот, сейчас, сейчас...

Но боли не было.

По телу прошла длинная судорога.

Я открыла глаза, посмотрела на Бобби, все так же стоявшего на коленях, и медленно, через силу, высвободила руку.

Он мне не препятствовал, но не сводил с меня глаз, голодных и внимательных.

Меня трясло от напряжения и неудовлетворенности.

— Ты же сида! — Бобби облизнулся, проворным, текучим движением вскочил и припер меня к двери — я и ахнуть не успела.

Запустил руки мне в волосы, и меня снова обдало пряным запахом возбужденного вампира, головокружительным и пьянящим, отнимающим всякую волю и разум. Горячее дыхание Бобби опаляло мне шею. Он наклонялся все ближе и ближе. Вот-вот... Сейчас, сейчас... Внезапно он зашипел сквозь зубы, шарахнул в дверь кулаком и отшатнулся от меня, в ярости рыча что-то невнятное.

Я скосила глаза и увидела, что на стальной двери образовалась вмятина.

Что случилось? Почему он меня не укусил? Молодой, начинающий вампир, даже если он не голоден — а Бобби наверняка проголодался до колик, — просто никак не смог бы устоять перед соблазном, если прямо под носом в жилах феи, тем более сиды, пульсирует зараженная вирусом кровь. Он должен был хотя бы прокусить мне кожу.

Проклятие! А у меня не было ни малейшего желания ему сопротивляться.

Я так разозлилась на саму себя, что чуть не заревела. Самонадеянная идиотка! На что я рассчитывала? А еще похвалялась Хью, будто держу себя в руках и сумею совладать с желанием подставить вену первому встречному кровососу! Желанием, которое диктовал мне вирус и которое было так сильно, что я готова была изгрызть собственные вены, лишь бы нашелся желающий к ним припасть. И ведь дальше будет только хуже. Вот-вот. Сейчас-сейчас.

Я чуть не заскрежетала зубами, когда меня схватила судорога. Согнулась пополам и сползла по стене. Перед глазами все поплыло от слез.

Бобби плавно опустился на корточки рядом со мной:

— Ух, до чего ж мне тебя хочется! — Он привлек меня к себе и зарылся лицом в мою шею. — Хоть разок приложиться! Ты такая аппетитная, так вкусно пахнешь, просто слюнки текут! — Голос у него дрогнул. — Да я прямо чувствую вкус твоей крови и как тебе больно. Очень-очень больно.

Тяжело дыша, я вцепилась в ворот его арестантского балахона.

Он ухватил меня за запястья, отстранил от себя:

— Чш-ш! От тебя так и пышет жаром... кровь у тебя горячая, наверняка вкусная... слаще, чем у Нее и даже чем у Мелли! — Голос его отдавался у меня в каждой жилочке. — А я уже пес знает сколько на голодном пайке. Жиденькая человеческая кровь, бурда какая-то, — вот и все, что Он мне позволяет.

Мне казалось, что внутренности мои раздирают раскаленные когти, точно плоть срезали с костей изнутри. Я пронзительно закричала от боли.

Хоть бы это прекратилось.

Невидимые острия вонзились в сердце.

Пожалуйста, что угодно, только бы облегчение.

Пожалуйста!

Не надо!

И вдруг все кончилось.

— Что... что это было? — прохрипела я и обмякла, уткнувшись в грудь Бобби.

— Старый мерзавец любит развлекаться такими играми. — Молодой вампир горько рассмеялся. — Его это, видите ли, заводит. Даст попробовать буквально капельку, чтобы ты оценил, что теряешь, а потом опять отнимает из-под носа. Знала бы ты, как мне худо! Говорю держит на голодном пайке, даже у своей девушки можно было только два глотка выпить, да еще Он непременно хотел смотреть, как я питаюсь.