– Он. Век воли не видать, – прошептал законный.

– Что будем делать? – Николай чувствовал, затевается нечто серьезное.

– Он меня знает, а тебя – нет, проследи за ними, – Карл подтолкнул Бунина, – быстрей в переход.

Николай, позабыв о трости, сбежал в переход. Расталкивая прохожих, взбежал по ступенькам до середины лестницы, а дальше пошел степенно. Успел он вовремя. Араб как раз миновал перекресток. Его чуть сутулая спина маячила впереди. Прохожий, с которым он обменялся кивками, двигался шагах в десяти впереди него. Бунин, чуть повернув голову, из-под очков глянул на противоположную сторону улицы. Карл исчез, растворился. Но парень знал, когда понадобится, законный материализуется буквально из воздуха.

Далеко идти не понадобилось. Пожилой прохожий с невыразительным лицом, похожий на партийного функционера времен Советского Союза, свернул к передвижному торговому киоску, стоявшему в простенке старого дома. Небольшой тент прикрывал неогороженную площадку с несколькими высокими столами. Ели и пили за ними стоя.

Прохожий извлек довольно увесистый кошелек. Такие Бунин называл «под евро», в него могла вместиться распрямленная сотня. От окошка незнакомец отошел с бутылкой пива и тарелкой золотистого жареного картофеля. У парня даже в горле запершило. Захотелось самому похрустеть и запить прохладным пенистым пивом.

Мужчина с невыразительным лицом поставил у своих ног под высоким столиком невзрачный пластиковый кейс. С такими раритетами в сегодняшние дни позволяют себе ходить по городу только провинциальные чиновники да клерки мелкого пошиба. У окошка павильона появился и араб. Он довольствовался чашкой кофе и бутербродом.

Дородная розовощекая продавщица, улыбаясь, налила напиток в пластиковую кружечку и подала бутерброд, предусмотрительно завернув его в розовую бумажную салфетку. Араб не сказал ни слова, кивнул в знак благодарности, так что не понять было, знает ли он по-русски. Держа в одной руке ненадежно хрустящую чашечку, прикрытую бутербродом, а в другой пухлый бумажник, остановился у столика, за которым попивал пиво мужчина с невыразительным лицом партфункционера.

– Разрешите? – сказал араб, и глаза его хитро блеснули.

– Конечно, – мужчина отодвинул одноразовую тарелку, освобождая место.

Бунин следил за ними, стоя неподалеку, облокотившись о парапет уличного ограждения, прислонив тросточку к подножию гигантского рекламного щита, на котором жизнерадостный малыш-блондин впивался белоснежными зубами во что-то непонятное. Во что именно, Николай понял, когда удосужился прочитать надпись, сделанную метровыми буквами: «Маца из Израиля!», после чего потерял к щиту всякий интерес.

Мужчины за высоким столиком не разговаривали, между ними лежали два абсолютно одинаковых бумажника. Бунин уже не сводил с них глаз, боясь пропустить самое важное. Араб преспокойно забросил чужой бумажник в карман, даже не поинтересовавшись, что там лежит внутри, при этом мужчина, стоявший напротив него, не выказал ни удивления, ни возмущения. Вместо этого он раскрыл бумажник, принадлежавший арабу, заглянул в него и, резко закрыв, тоже спрятал в карман, а потом кивнул. Араб подхватил чужой кейс и неторопливо зашагал к гостинице.

Бунин чуть повернул голову и заметил на противоположной стороне улицы Карла. Законный рассматривал витрину. Оттуда он, конечно, не мог заметить деталей происшедшего. Николай торопливо, насколько это позволяла ему роль слепого, спустился в переход. Карл встретил его наверху напряженным взглядом и выдохнул:

– Ну?..

– Черт его знает, что такое, – тихо проговорил Бунин, – араб портфель у мужика взял, а еще они лопатниками поменялись.

– О чем говорили?

– Молчали.