— Ах, Драганушка! — запела Ангелина. — Мы недавно там были на гастролях. Там давно уже нет сербов. На больших автобусах привезли этих противных албанцев, — мужики с автоматами, гранатами. Была разборка, многие сербы погибли. Да у нас об этом все газеты писали. Оставь ты свою затею, приходи лучше в театр, и я познакомлю тебя с нашим режиссёром.

— Ну, нет, я решила и завтра поеду.

У Драганы был план действий, согласованный с Дундичем. Его отряд из пятнадцати человек под видом американских туристов будет двигаться по сербским сёлам, изучать обстановку и выявлять молодых сербов, способных составить ряды сопротивления. Драгана в своём блокнотике пометила пункты и время встречи с товарищами из отряда Ёвана Дундича и с самим Дундичем. Её автомобиль был приспособлен для дальней дороги: тут и кухня, и столовая, и спальня. Ничего менять из составленного плана она не могла, да и не хотела.

Костенецкий вдруг сказал:

— Тогда позвольте мне сопровождать вас. Там знают Костенецкого. Албанцы меня любят — со мной будет безопасно.

— А вот это мило с вашей стороны. Это по–рыцарски, и я буду рада побыть несколько дней в вашем обществе.

Встречи на дорогах с товарищами в присутствии Костенецкого её не смущали. Она сегодня же позвонит Дундичу, обо всём предупредит и предложит говорить только на английском, как и подобает американским туристам. Костенецкий же в роли сопровождающего знатной американки может ещё и послужить хорошей защитой от албанцев.

— А вы, милый дядюшка, не беспокойтесь, пожалуйста. Меня будет сопровождать большой отряд друзей.

— Очень жаль. А я хотел пригласить тебя на свою лекцию в университете.

— Это интересно! Если позволите, я послушаю вас в другой раз.

— Конечно, конечно! В любое время приходи и слушай. Я буду рад тебя видеть. Но на завтра у меня назначена лекция о великих диктаторах: Гитлере, Сталине, Франко и Муссолини. Тут же я буду говорить и о нашем Иосифе Броз Тито.

— Ну, а уж это и совсем интересно! Я только не понимаю, зачем же Сталина вы поставили рядом с Гитлером? Я жила в России и знаю, как там Сталина уважают русские патриоты.

— Я тоже бываю в России. Да, Сталина многие уважают. И его есть за что уважать. Ни один из русских царей, — и даже Пётр Великий, — не сумел за своё правление продвинуть так далеко Россию, как это сделал Сталин. Но и ни один из русских царей не принес России так много бед, как Сталин. И делал он это методами, которые подпадают под понятие диктатор. А иные историки находят слова и порезче, но я пощажу твой ангельский слух и не стану произносить жёстких аттестаций. Впрочем, на лекции я бываю беспощадным. Правда светлее солнца, а я несу людям знания, и они должны быть правдивыми.

Дядюшка замолчал, но племянница тронула его за плечо:

— Погоди, дядя Савва. Мне этот разговор очень интересен. Мой учитель Арсений Петрович часто вспоминает Сталина, — он тоже бывает резок в оценках, но я в его словах вижу какую–то личную обиду, мне его оценки кажутся субъективными. Нам–то с тобой, и стране нашей Сталин, кажется, ничего плохого не делал. Он и Югославию, и весь мир славянский, и даже Европу всю от Гитлера спас. Мы за то должны быть благодарны ему.

Притихли Костенецкий, Соломон Гусь и Халда Старо — Дворецкая, не торопился с ответом и знаток новейшей истории профессор Станишич. Имя Сталина для многих в Европе, да и во всём свете визитной карточкой века двадцатого стало. Этот человек как бы делил на части заплутавшийся в бесконечных распрях мир людской: одни ненавидели его и проклинали, другие благодарно почитали за победу над фашизмом, а иные при имени Сталина задумывались и пожимали плечами: дескать, сложный он был человек и, видно, не пришло ещё время суд над ним вершить.