Елена поведала:

— Недавно мы голодали, но сейчас, слава Богу, работникам стали платить побольше, и нам, худо ли бедно, но на еду хватает. Труднее тем, кто имеет детей. И потому наши женщины почти не рожают. В городе один родильный дом, но и он пустует. Врачам не платят, и они уходят.

Вечером Драгана смотрела телевизор. Едва ли не на всех каналах продолжали обсуждать нападение бандитов на одного из самых знаменитых и влиятельных политиков Сербии Вульфа Костенецкого. Пострадавший уже принимал журналистов у себя дома и вдохновенно живописал чудеса, произошедшие во время поездки по сельским районам. Теперь в его рассказах появились «люди в масках» и мелькнуло подозрение, что «это были русские», а в другой раз Вульф обмолвился: «сербские партизаны»; он уже не склонен был подавать эту историю как нелепый, неприятный эпизод, а умело, театрально живописал как некий международный заговор, имевший целью повернуть вспять историю Сербии и восстановить режим коммунистов в Югославии.

Была передача, в которой Вульф намекал на стремление напугать российского Жириновского, — вот, мол, и с тобой может случиться такое. И хотя реже, но вспоминал и американскую киноактрису, — «она сопровождала меня в поездке и давала бесплатные концерты», и однажды даже назвал её поп–звездой, но имя, согласно уговору, как и прежде, не открывал. И Драгана думала: «Теперь уж и не назовёт». И это её всё больше радовало и успокаивало. К полуночи к ней пришёл Дундич и доложил о делах, которые вершил отряд его партизан.

— В селе Шипочиха мы угостили лучами Простакова всех албанцев, а семерых мужиков, которые избивали сербов и нескольких человек убили, «осветили» тремя дозами. В первое мгновение мужики вздрагивали и хватались за головы. Кто сидел, вставал и начинал ходить по кругу, будто чего–то искал под ногами. Потом садился, безумным взором оглядывал всё вокруг и тоже будто кого–то искал. Один мужик задержал на мне взгляд, спросил:

— Ты кто?

Я ответил:

— Американский турист.

— А почему говоришь по–сербски?

— Тут у вас в селе научился.

— А у нас разве есть ещё сербы?

— Да, есть. Они возвращаются в свои дома. А вам придётся уходить к себе в горы.

— Когда?

— Желательно сегодня, а то будет поздно.

— Поздно?

— Да, поздно. Из Белграда идёт большой отряд партизан. Они освобождают сербские сёла от албанцев. Мужчин увозят и неизвестно, что с ними делают.

— Куда увозят?

— Не знаю, но увозят.

Мужик долго смотрел на меня, а потом заплакал. И плакал долго, и говорил:

— Не трогайте нас, у меня дети. Пожалуйста, отпустите меня домой.

— Да, да, конечно. Мы отпускаем, только вы уходите быстрее. И уводите с собой всех албанцев, которые пришли с гор. Скажите всем своим людям, что так повелели американцы.

Албанец поднялся и, покачиваясь, пошёл к своему дому. Мы уверены: он сегодня же повезёт свою семью в горы. И будет говорить другим, чтобы скорее уезжали. Из этого мы сделали вывод, что мужиков и парней албанцев надо угощать тройной дозой, — ну, хотя бы двойной, и понуждать их покидать сербские сёла. Я послал ребят в соседние деревни и дал им такое распоряжение. Хотел бы знать ваше мнение.

Война есть война. Не сербы её навязали, не они пришли к албанцам. Логика борьбы требует решительных действий. И она одобрила операцию Дундича. Но сказала:

— И все–таки, пусть они «угощают» албанцев одной дозой, а те, кто грабил, выгонял из домов и даже убивал сербов, пусть получают двойную, а то и тройную дозу — и пусть они плачут.