Милиция выдворяла каждого, кто жил на острове без регистрации, а таких, к сожалению, было ещё много.

Драгана приняла из Лондона и Москвы группу выдающихся учёных, занимавшихся проблемой «генома национальности». И все они говорили, что у себя на родине не могли по полной программе исследовать проблему. Работа притормаживалась; слишком много было людей, считавших это занятие нечистым, «попахивающим расизмом». Драгана закупала самую современную аппаратуру, платила учёным хорошие деньги. И квартиры, и коттеджи для них строились в первую очередь. Так же встречались и те, кого приглашали Простаков и Неустроев.

Самого Павла Драгана поместила в своём дворце, отвела для него и его семьи четыре комнаты на втором этаже. Он жил в них пока один. Жена и дети задерживались в Москве. Павел послал им деньги для покупки новой квартиры и для помощи ближайшим родственникам. Ему и Простакову деньги выдал Иван Иванович, но на вопрос «Кому мы обязаны?» ответил уклончиво:

— Благодарному человечеству.

Несколько пространнее был доктор Ной:

— Это вам аванс. Кое–что и мне попало на зуб. В скором времени и ещё попадёт; у Ивана Ивановича хозяев много, и все они не бедные.

Дедушка Драган с адмиралом много ездили по острову, осматривали посёлки, магазины, отели. Дед высказывал идеи, предложения по благоустройству острова, по превращению его в уголок славянского мира в Новой части света. Дедушка был стар, он теперь всё больше думал о том, как бы поумнее и понадёжнее устроить свои капиталы, направить их на нужды своего сербского рода, близких и родных людей, которые в эти дни подвергались давлению со стороны антиславянского, антиарийского мира, центром которого становилась Америка.

Именно в эти дни Драгана хотела бы осуществить задуманную операцию, — может быть, самую важную в своей жизни, — но осуществить её она смогла бы лишь после основательного разговора с Борисом. И к этому разговору она хотела бы подступиться сейчас же, ещё до обеда, на который были приглашены Борис и Павел.

— Сегодня приходит теплоход с больными городской неврологической клиники, их будет восемьсот человек. Как вам это нравится?

— Мне об этом давно говорил дедушка. Я согласился их всех пролечить.

— Но я хотела бы, чтобы «Лучиком благонравия» их обстреливал кто–нибудь другой, а не вы.

— Почему?

— Я боюсь.

— Чего же?

— А вдруг последствия будут плачевные!

Борис обнял невесту и сказал:

— В спортивном мире говорят: трус не играет в хоккей. Посмотри–ка на нашего первого пациента Додди, какой он смирный и вежливый. И как старательно «вылизывает» территорию перед твоим дворцом.

— Да уж, это верно; прошло несколько месяцев, а он всё лучше и лучше. Но Борис! Если это так, если твой луч будет так благотворен для людей, какая же слава ждёт тебя впереди?..

— Я о славе не думаю; мы сейчас вместе с Павлом создаём приборчик, который будет взрывать бомбы и ракеты в полёте. И тогда отобьём охоту у любителей кидать бомбы на другие страны, как они бомбили твою родину. А Павел ещё и замышляет автоматическое наказание таким людям. Я ему говорю: пока ты придумаешь хорошую выволочку, кидай им в кабину самолёта или на огневую позицию лучики моего прибора. Но он возражает: назвал меня диверсантом — дескать, предлагаю награждать мерзавцев за преступления.

— Но ведь можно же до такой степени увеличить дозу благотворного луча, что он превратится в наказание.