А моя внученька… Она — молодец! Уродилась в своего деда; как и я, свой предмет с первого взгляда разглядела.
Драгана подошла к деду и прижалась щекой к его сединам. Она очень любила дедушку, но, пожалуй, ещё больше любил свою Драгану дед Драган. Он был счастлив, когда узнал, что девочке дали его имя.
Губернатор позвал одного из своих помощников, объяснил ему суть дела и приказал немедленно доставить с материка из неврологической клиники трёх больных. И пусть их привезёт на остров сам главный врач.
После обеда все разошлись и отдыхали часа два–три. А к вечеру на домашнем аэродроме приземлился вертолёт с красным крестом на борту и главный врач клиники, а с ним и трое больных сошли на землю острова. Их ожидала машина скорой помощи, и на ней гости отправились в главную островную больницу. Скоро сюда приехали дед Драган с сыновьями, Борис Простаков, Павел Неустроев и Драгана. Им представили больных. Двое были тихие, они назвали себя: Джон Коллинз — поэт, Ферри Транзел — архитектор и третьего назвал главный врач: Дин Стив. Он был связан простынями, его за локти держали два санитара — Стив дико вращал глазами, кричал и порывался куда–то бежать. О нём врач сказал:
— Бесноватый.
По распоряжению Простакова из биологической лаборатории доставили аппарат, похожий на стационарную рентгеновскую установку, внесли его в процедурную комнату и по очереди в кресло усаживали больных. Простаков в каждого «выстреливал» из своего прибора. Бесноватый стал кричать тише, перестал биться и, когда его отвязывали от кресла, совсем затих. И спросил:
— Где я?
Врач ему сказал:
— Вы на Русском острове, в местной клинике. Вот аппарат, на котором вам проделана лечебная процедура. Как себя чувствуете?
— Ничего. Только голова… Немножко болит. Он ладонью потёр затылок.
Стоявшие рядом поэт Коллинз и архитектор Ферри тоже чесали затылки. Ферри сказал:
— Аппетит разыгрался. Кормить–то нас будут?
Простаков повернулся к врачу:
— Да, да. Их теперь хорошенько кормить надо. И всех вместе положить в палату. Пусть они общаются, им будет весело.
Врач на ухо сказал Простакову:
— А этот бесноватый. Он буйный. Такой концерт учинит!..
— Никаких концертов. Он теперь послушный. И даже вежливый, очень вежливый. Советую вам задержаться у нас и два–три дня понаблюдать за ними. Может быть, у вас появится охота и других больных пропустить через этот наш аппарат?
Дедушка Драган и оба его сына сидели в креслах и наблюдали за всем происходящим. Ничего не говорили, не спрашивали, а только внимательно слушали больных, которые всего лишь несколько минут назад казались полуживыми, ничем не интересовались, ни на кого не смотрели. Сейчас они как бы очнулись от длительного сна, лица их оживились, глаза заблестели, они на каждого смотрели с интересом и порывались о чём–то спросить, что–то рассказать. Джон Коллинз вспомнил, что недавно он написал стихотворение, достал его из внутреннего кармана куртки и, обращаясь ко всем находившимся в комнате, сказал:
— Друзья мои, я недавно написал стихотворение, — хотите, прочитаю?
Адмирал загудел:
— Да, да, приятель. Развесели нас немного, читай свою поэзию.
Джон вышел на середину комнаты, принял позу Маяковского, начал читать:
Америка, Америка!..
Скажи мне, дорогая:
Зачем живёшь?
Куда идёшь?
Чего от жизни ждёшь, родная?..
Америка в ответ сказала:
Ничего от жизни я не жду,
От судьбы мне ничего не надо.
Одного у Бога я прошу:
Чтоб цунами мимо пролетел
И накрыл Канаду.
— И это всё? — сказал дед Драган. |