Впрочем, Борис о своих научных делах больше молчал; к ним в биологическую лабораторию вернулась с материка из госпиталя вся прежняя команда Арсения Петровича и сам Арсений Петрович, но что было интересно и волновало Простакова — к ним почти ежедневно прибывали всё новые и новые люди, которых приглашал из России Арсений Петрович и ближайшие его помощники. Лаборатория расстраивалась, расширялась, и денег на её расширение дедушка Драган не жалел. Он лично встречал на пристани и на домашнем аэродроме вновь прибывающих, знакомился с их жёнами, радовался, если они приезжали с детьми, и говорил, что на каждого ребёнка деньги будут выдавать отдельно. «Там ваша власть в России вымаривает и выстуживает русских по миллиону в год, миллион беспризорных детей бродит по улицам, а мужики до пенсии не доживают, — вот вы и пополняйте русский народ — назло всем врагам нашим».

Заканчивалась отделка помещений новой больницы и трёх клиник при ней. Физико–механическая лаборатория, которую возглавлял Павел Неустроев и которая за три месяца превратилась в настоящий экспериментальный завод, изготовила десять установок по «обстреливанию» больных лучами Простакова. Эти установки представляли собой таинственные сооружения, рассчитанные на внезапное и сильное психологическое воздействие на больного. Врачи заранее готовили больных к процедуре, говорили им о необычайной силе и свойствах чудо–машины, изобретенной русским гениальным учёным, о действии лучей, способных в одно мгновение восстановить все природные функции мозга и даже усилить умственную способность человека. Не надо только бояться этой машины, её волшебных лучей — надо сидеть спокойно и даже не закрывать глаза, а все вспышки и сияние лучей воспринимать как Божественную силу, посланную для восстановления всех природных способностей и сил.

После такой обработки больного одевали во всё чистое, красивое, приводили в порядок его причёску и за руки вели в помещение, где его ждала чудодейственная машина. Открывалась дверь, и больному в глаза бросалось внушительное сооружение, не похожее ни на рентгеновский аппарат, ни на какую другую медицинскую установку. Это было что–то фантастическое, сверкавшее никелем и позолотой, блестевшее стёклами фонарей, объективами кино или фотоаппаратов. И всё крутилось, ворочалось, перемещалось из одной стороны в другую. Аппарат был точно живой; он ждал и звал подходившего к нему человека, а когда больной всходил по ступеням и усаживался в кресло, аппарат вдруг подавал какие–то голоса, ярче сверкал линзами, фонарями и стёклами, и все его рычаги, поручни и колёса как бы оживали и начинали свою таинственную, непонятную для ума человека работу. Потом вдруг всё озарялось светом солнечного протуберанца, и так же внезапно все потухало. Больного брали под руки и выводили из помещения.

Вся эта работа была рассчитана на потрясение психики человека, на внушение чего–то необыкновенного и чудодейственного. Само же лечение производилось оператором, находившимся внутри установки, и заключалось в простом нажатии кнопочки на миниатюрном приборе. Не будь этого громоздкого и сложного аппарата, лечение все равно бы достигло цели, но вся эта придуманная Простаковым и Неустроевым установка и процедура лишь усиливали действие лучей, потрясали воображение.

Прежде других о чудодейственном лечении больных на Русском острове узнали Южные штаты Америки и близкая к ним Куба. Фидель Кастро послал на остров группу врачей с больными, а затем, убедившись в реальности слухов, приказал отправить на остров паром и на нём тысячу больных, нуждавшихся в лечении лучами доктора Простакова.