Изменить размер шрифта - +
Молодой человек, сын адвоката, был тяжело ранен. Я видел алое пятно на его рубашке, видел, как слабо подрагивает его рука. Я вспомнил, каким он был веселым и уверенным, когда мыс ним разговаривали перед нашим выездом. "Да, – говорил он, – я понимаю опасность, да, я буду в точности следовать инструкциям, да, я буду держать со "Скорой" связь по рации прямо из машины!" Мы вместе активировали маленький передатчик, встроенный в ручку кейса с деньгами, и проверили, чтобы он точно, как часы, передавал сигнал приемнику в "Скорой".

 И сейчас этот самый радар внутри "Скорой" безошибочно показывал, что кейс с деньгами быстро удаляется. Я без всякого сомнения дал бы похитителям уйти, поскольку для Алисии это было бы безопаснее всего. Однако один из карабинеров, проходя мимо, мельком заглянул внутрь и увидел сигнал на экране.

 "Он тут же бросился к мужчине с бычьей шеей – судя по всему, он был тут главным – и заорал, перекрывая шум и тыча пальцем в сторону "Скорой". Офицер, мучимый сомнениями, стал дико озираться, по сторонам, затем, спотыкаясь, бросился ко мне. Сунул свою здоровенную башку в окно "Скорой", тупо воззрился на экран радара, где безошибочно прочел дурную весть. Его бледное лицо покрылось потом.

 – За ними! – прорычал он водителю, отмахнувшись от моих попыток втолковать ему на чистом итальянском языке, что этого делать не надо.

 Водитель покорно пожал плечами, и мы рванули с места во главе целой стаи завывающих полицейских машин по пустынным улицам индустриального района.

 – С полуночи, – сказал Пучинелли, – я снова на дежурстве, и теперь я опять начальник.

 Я мрачно глянул на него. Сейчас "Скорая" стояла с выключенным мотором на более широкой улице. Экран радара уверенно показывал направление, запеленговав кейс в современном многоквартирном доме. Перед зданием, под углом к тротуару, стояла какая-то неопределенной марки черная машина с медленно остывающим перегретым мотором. Вокруг нее как попало парковались полицейские автомобиля. Распахивались двери, вспыхивали мигалки, выскакивали полицейские в своих пестрых фазаньих формах с пистолетами наготове, сразу же ныряя в ближайшее место, где можно укрыться от выстрела.

 – Как видишь, похитителя находятся в квартире на третьем этаже с окнами на улицу, – сказал Пучинелли. – Они говорят, что взяли в заложники жильцов и убьют их, и еще говорят, что Алисия Ченчи умрет, если мы не дадим им спокойно уйти.

 Вряд ли мне нужно было переводить их слова – я слышал их крики в открытое окно.

 – Скоро установят "жучки", – сказал Пучинелли, тревожно поглядывая на мое напряженное лицо. – И мы получим пленку с записью телефонных разговоров. На лестнице снаружи наши люди. Они выясняют, кто там засел.

 Я молчал.

 – Мои люди говорят, что ты позволил бы похитителям уйти с деньгами.

 – Конечно.

 Мы почти неприязненно переглянулись, хотя еще совсем недавно являлись союзниками.

 Пучинелли был смуглым худощавым человеком лет сорока. Бескомпромиссным, настойчивым, энергичным. Сторонник левых взглядов, он недолюбливал капиталиста, чья дочь была сейчас в опасности.

 – Они застрелили парня, который вел машину, – сказал он. – Мы не можем дать им уйти.

 – Парню не повезло. А девушку все равно надо спасать.

 – Ты англичанин, – сказал он. – Слишком хладнокровный.

 Гнев в моей груди был таков, что и асбест бы загорелся. Если бы его люди не устроили этой внезапной засады, парня не застрелили бы. Он ушел бы целым и невредимым, оставив выкуп в машине, как и было условлено.

 Пучинелли глянул на закрепленные на скамье радиоприемники, пощелкал тумблерами, потыкал в кнопки.

Быстрый переход