Заваруха могла разгореться и без того. Когда взаимная вражда имеет под собой такие глубокие корни, любой пустяк становится причиной большой неприятности. Некоторые техасские парни, носившие в сердцах горечь поражения южан, только и ждали, как бы дать волю своим кольтам. И всегда находились горячие головы, чтобы им ответить.

Такие педанты, как Макдональд, с их ограниченным взглядом на мир, могли не знать, что означает для молодых, кипящих злобой людей любая возможность выпустить пар из котла. Вот уже почти три месяца они шли по маршруту, глотая дорожную пыль, преследуя отбившихся животных, воюя с индейцами, укрощая стада бизонов и табуны лошадей, просыпаясь до зари и падая в изнеможении после наступления темноты. Малейший повод — и они дадут волю своим чувствам. Однажды я слышал, как один погонщик спросил другого, как выглядит продуктовый фургон, и тот ответил: «Откуда мне знать, я никогда не видел его днем!»

Бог свидетель, я не находил ничего, в чем мог бы винить Тома. К тому же я и сам поставил себя в дурацкое положение, сорвавшись в банке, и не чувствовал за собой права на нравоучения. Если бы Макдональд дал нам тогда спокойно уйти, инцидент, возможно, был бы уже исчерпан. Теперь же вот-вот прольется кровь. И когда еще все встанет на свои места.

Равнина погрузилась в ночь, природа замерла. Только койот, изливая душу чутким звездам, робко нарушал безмолвие, но его заунывный вой, казалось, делал тишину еще более полной.

Подернутые серой пеленой угли излучали тепло и мрачный таинственный свет. Время от времени затаившийся в них огонь натыкался где-то внутри на сухую ветку или недогоревшее полено, и тогда крошечные язычки пламени радостно подпрыгивали, быстро поглощая головешку.

— Хорошо бы выступить до рассвета! — Кэйт не отрываясь смотрела на угли. — Отойдем на запад, а потом остановимся и обследуем местность вокруг города. Избежим неприятностей и кое-что разузнаем об этой стране. — Мы сидели и тихо разговаривали, но я непрерывно пытался уловить в окружающем безмолвии звуки, которые все же так надеялся не услышать. — Не знала, что ты воевал за конфедератов, Кон. — Сменила тему Кэйт. — Ты никогда ничего не рассказывал о себе.

— И без того обо мне много болтают.

— Но кто знает, где правда, а где вымысел? Да я почти ничего о тебе не знаю. Кроме того, что тебе нет равных, когда дело доходит до драки или боя, мне тоже ничего не известно. Ты появился в тот момент, когда я очень нуждалась в помощи, и потом остался. Не представляю, что бы я без тебя делала, Кон!

Я почувствовал себя глупо. Кэйт сама могла со всем справиться, ее отличала какая-то упругость, подобная той, что не дает» сломаться хорошему стальному клинку. В Испании я видел такой клинок, рапиру Толедо. Кэйт была очень сильным человеком, но, не в пример Макдональду, обладала еще гибкостью.

Это она построила наше ранчо, построила его на голом месте, преодолев массу трудностей. Я помогал ей, чем мог.

— Да что обо мне рассказывать, — пожал я плечами. — Говорили, что родился на реке Рапидан, в Вирджинии, но потом семья перебралась в Техас. Когда мне исполнилось девять лет, апачи убили моих родителей и забрали меня с собой в Мексику. Три года я жил как индеец, потом украл пони в сбежал в Сьерра-Мадре. Оттуда — вернулся в Техас.

День гибели моей семьи не забуду никогда. С утра папа взялся за топор и пошел корчевать огромный пень акации неподалеку. Одним топором ковырять эту махину предстояло очень долго, работы еще оставалось начать и кончить. Теряя терпение, папа иногда бросал топор и садился рядом. Но каждый раз, когда кто-нибудь из нас проходил мимо, он неизменно вставал и пытался перерубить неподатливый главный корень, чтобы ослабить наконец сопротивление древнего гиганта. В очередной раз прервав работу, папа взял ведра и отправился к ручью за водой, а я подхватил топор и стал колотить по пню.