Она никогда не забудет вид этой маленькой комнатки и выражения лиц тех, кто в ней находился. Солнечный свет лился в гостиную, касаясь аляповатых тканых ковров и камина, сложенного из грубого камня. Через боковые окна она могла видеть заснеженную лужайку. Далее, на расстоянии двадцати ярдов, виднелся обшитый досками коттедж миссис Тофам, отделенный от них высокой лавровой изгородью с воротами.

Тревожным знаком для Дороти было то, что при ее появлении разговор резко оборвался. Присутствующие оглянулись, и по выражениям их лиц, быстрым и бледным, будто схваченным фотокамерой, она поняла, что застала их врасплох.

— Доброе утро, мисс, — повторил, приветствуя, суперинтендант Мейсон.

И тут вмешался Гарри Вентнор. Как в отчаянии. Его естественный яркий румянец стал еще ярче. Даже его большие ноги, массивные плечи и маленькие жилистые руки пришли в возбуждение:

— Не говори ничего, Дороти! — настоятельно посоветовал он. — Не говори ничего! Они не смогут ничего тебе сделать, если ты ничего не скажешь. Подожди пока…

— Я определенно считаю… — медленно начал отец. Он перевел взгляд на свой нос, на трубку, потом еще куда-то, но только не в сторону Дороти. — Я определенно считаю, — продолжил он, прочистив горло, — что было бы лучше не говорить поспешно, пока.

— Как вы пожелаете, сэр, — согласился суперинтендант Мейсон. — А сейчас, мисс, я должен задать вам несколько вопросов. Но мой долг предупредить вас, что вы можете не отвечать на них, пока не увидитесь со своим адвокатом.

— Адвокатом? Но мне не нужен адвокат. С какой стати я должна хотеть адвоката?

Суперинтендант Мейсон многозначительно посмотрел на отца и Гарри Вентнора, как будто предлагая им отметить это.

— Речь пойдет о миссис Тофам.

— О!

— Почему вы произнесли «О!»?

— Продолжайте, пожалуйста. Что случилось?

— Я так понял, мисс, что вы и миссис Тофам вчера поговорили на повышенных тонах. Похоже, немного поскандалили?

— Да, можно и так выразиться.

— Могу я спросить, по какому поводу?

— Извините, — ответила Дороти. — Этого сказать не могу. Тогда у старой кошки появился бы удобный случай объявить, что я оклеветала ее. Так в чем дело? Что она вам рассказала?

— Видите ли, мисс, — сказал суперинтендант. Он вытащил карандаш и почесал им челюсть. — Боюсь, она пока не в состоянии что-либо рассказать нам. Она находится в лечебнице в Гилфорде. Довольно сильно разбита голова. Только между нами, состояние тяжелое. И неизвестно, придет ли она в себя.

Дороти вдруг перестала чувствовать биение своего сердца, а потом оно заколотилось в ненормальном ритме. Суперинтендант пристально смотрел на нее. Девушка заставила себя произнести:

— Вы имеете в виду, что с ней произошел несчастный случай?

— Не совсем так, мисс. Доктор говорит, что ее ударили три или четыре раза большим стеклянным пресс-папье, которое вы, может быть, видели на столе в ее коттедже. А?

— Не хотите ли вы сказать… не хотите ли вы сказать, что кто-то совершил такое. Преднамеренно? Но кто это сделал?

— Хорошо, мисс, — произнес суперинтендант, глядя на нее все строже и строже, пока его лицо не стало похоже на пуританское. — Вынужден заявить вам, что из всего нам известного, похоже, сделали это вы.

Этого не было! Этого не могло быть! Впоследствии она вспоминала, как отстраненно изучала их всех. Маленькие морщинки вокруг глаз Гарри, проявившиеся в солнечном свете. В спешке приглаженные волосы. Свободная кожаная куртка с наполовину расстегнутой молнией.