Она услышала свой голос:

— Но это абсурд!

— Надеюсь, что так, мисс. Искренне надеюсь. А теперь скажите, куда вы выходили из дома прошлой ночью?

— Когда?

— В любое время.

— Да. Нет. Я не знаю. Да, кажется, выходила.

— Ради бога, Дороти, — бросил отец. — Не говори больше ничего, пока сюда не прибудет адвокат. Я уже позвонил в город. И чтобы заранее не беспокоить, даже не разбудил тебя. Ведь этому есть какое-то объяснение. Должно быть!

Не только она испытывала душевное волнение. Судя по несчастному выражению его лица, отец переживал вместе с ней. Грузный, наполовину лысый, обеспокоенный бизнесом и всем остальным, что есть в этом мире, — вот кто такой Джон Брант. Со страдальческим лицом он стоял в круге солнечного света, прижимая к боку искалеченную левую руку в черной перчатке.

— Я видел ее, — объяснил он. — Не очень приятное зрелище. Да. Правда, я видел и похуже. На войне. — Он притронулся к своей руке. — Но ты маленькая девочка, Дороти. Ты всего лишь маленькая девочка. Ты не могла совершить такое.

Его печальный тон требовал подтверждения.

— Один момент, сэр, — вставил суперинтендант Мейсон. — Итак, мисс! Вы сказали, что выходили из дома прошлой ночью?

— Да.

— В снег?

— Да, да, да!

— Вы помните время?

— Нет. Так мне кажется.

— Скажите, мисс, какого размера туфли вы носите?

— Четвертого.

— Это довольно маленький размер, не так ли?

Когда она молча кивнула, суперинтендант спрятал свою записную книжку.

— Тогда не пройдете ли вы со мной?

Коттедж имел боковую дверь. Не касаясь пальцами ручки, Мейсон повернул шпиндель и открыл ее. Из-за выступа карниза две ступеньки, ведущие вниз, были чистыми. Но далее, между ними и закрытым коттеджем напротив, лежал тонкий слой снега.

Две строчки следов ног отпечатались на этом снегу. Затвердевшие, отчетливо видные. Дороти знала, чьи они. Одна цепочка следов извилисто шла от ступенек, проходила под аркой запорошенной лавровой ограды и заканчивалась перед дверью дома миссис Тофам. Другой рядок тех же самых следов, немного стертых и с более длинными интервалами там, где человек бежал в отчаянии, шел назад от коттеджа до тех же ступенек.

Внезапная паника, охватившая Дороти, пробудила ее память. Значит, это был не сон. Она это сделала. Подсознательно все это она знала. Она помнила и другие вещи: шуба, надетая поверх пижамы, колкость снега во влажных туфлях, безрассудный бросок в темноту.

— Ваши, мисс? — поинтересовался суперинтендант Мейсон.

— Да. О, да, мои.

— Не спешите, мисс, — пробормотал суперинтендант. — Вы выглядите немного испуганной. Подойдите сюда и присядьте. Я не причиню вам вреда. — Затем тон его голоса возрос до раздражительного. Возможно, строгая простота поведения девушки поколебала его официальную выдержку. — Но почему вы это сделали? Господи, зачем вы это сделали? Неужели вы взломали ее письменный стол только ради того, чтобы достать пригоршню дешевых безделушек, которые не стоят и десяти фунтов за партию? И даже не взяли на себя труд замести за собой следы.

Он закашлялся, оборвав себя. И тут же услышал едкий голос Джона Бранта:

— Хорошо, мой друг. Очень хорошо.