|
Потому что, если бы не дал, сразу стало бы ясно: темнит, бродяга, водит наши славные органы за нос… Впрочем, мог бы и не дать, сославшись на какие-нибудь бюрократические закавыки: оборудование-де списано, список уничтожен, а то и просто затерялся… В общем, теперь это все неважно. Оборудование второй экспедиции я увижу безо всякого списка, своими глазами. Боюсь, мне еще многое предстоит увидеть — даже больше, чем хотелось бы. А может быть, все еще и обойдется. Может, они, эти без вести пропавшие, живы и здоровы. Разбили рацию, потеряли карту, заблудились, зазимовали… Вот прилетим мы в этот поселок, разгрузимся, а они шасть навстречу из тайги — здравствуйте! Сказка, конечно, но почему бы и нет? История о хорошо вооруженной, всесторонне подготовленной экспедиции, поголовно выбитой какими-то неумытыми браконьерами, тоже похожа на сказку. Только она почему-то кажется нам более правдоподобной, чем сказка про благополучное возвращение пропавшей полгода назад группы отлично подготовленных специалистов. Мы вообще охотнее верим в злые сказки, чем в добрые. Вот и тверди после этого, что человек по натуре добр и справедлив…»
Поисковая партия должна была отправиться в путь с аэродрома МЧС. Вылет назначили на завтрашнее утро. Временный штаб экспедиции разместился в просторном ангаре на краю летного поля. Расплатившись с таксистом, Глеб потянулся, закурил и не спеша зашагал к ангару, на ходу без особого интереса оглядываясь по сторонам. Легкий ветерок трепал мертвую прошлогоднюю траву, раскачивал черные стебли бурьяна, играл застрявшим в редких корявых кустиках мусором. Вдалеке виднелась красно-белая вышка диспетчерской, из-за поросшего желтовато-серой щетинистой травой бугра выглядывали решетчатые бумеранги локаторов. На поле в кажущемся беспорядке стояли самолеты. Один из них привлек внимание Глеба. Это был тяжелый транспортный «Ил», имевший, судя по его окраске, весьма бурное прошлое. Он был темно-оливковый, весь в черно-коричневых пятнах и разводах, придававших ему воинственный вид. Красная звезда на фюзеляже отсутствовала, вместо нее на фоне камуфляжных полос и пятен красовалась оскаленная тигриная морда. Вдоль всего борта, от кабины пилотов до хвостового оперения, тянулась сине-красно-белая полоса, а на фоне этого неимоверно растянутого в длину российского флага виднелась четкая надпись стилизованной славянской вязью: «Российский фонд защиты редких и вымирающих видов». — Кучеряво, — сказал Глеб и двинулся дальше. Он миновал скучавший на стоянке оранжевый автозаправщик. Из-за кабины заправщика навстречу ему вдруг шагнула некая плечистая личность в полувоенной одежде. На поясе у личности висела открытая кобура, и притом не пустая. Охранник опустил ладонь на рукоятку пистолета и потребовал предъявить документы, глядя на Слепого из-под низко надвинутого берета, как солдат на вошь. Глеб предъявил пропуск, накануне собственноручно выписанный ему Корнеевым. Охранник внимательно изучил закатанный в пластик прямоугольник плотного картона, придирчиво сличил фотографию на пропуске с оригиналом и наконец с явным неудовольствием вынужден был признать, что с документами у Глеба полный порядок. — Проходите, — буркнул он. — Кучеряво, — повторил Глеб, заметив на его рукаве ту же эмблему, что красовалась на фюзеляже самолета. — Что? — спросил охранник таким тоном, словно только хорошее воспитание мешало ему закатать Сиверову промеж глаз. — Я говорю, красиво жить не запретишь, — пояснил Глеб. Охранник молча отвернулся, потеряв к нему всякий интерес. У Глеба зачесался язык, но он смолчал. Мысленно он сделал себе замечание: надо поменьше блистать остроумием. Бывший прапорщик спецназа должен вести себя примерно так, как вот этот охранник: мол, чего с вами, шпаками, разговаривать? Дать бы вам всем в рыло, недоумкам, да мараться неохота… Глеб Сиверов помнил период — к счастью, непродолжительный, — когда его отношение к окружающим было именно таким. |
