У входа, в ангар у него еще раз проверили пропуск. Глеб переступил высокий порог и очутился в просторном, почти пустом помещении, в дальнем конце которого виднелась беспорядочная груда тюков и ящиков, по сравнению с огромным пространством ангара казавшаяся просто кучкой мелкого мусора. Здесь же, в ангаре, были оборудованы временные стойла, в которых, постукивая копытами, фыркая и распространяя запах свежего навоза, хрустели овсом лошади. Глеб подавил вздох: отношения с лошадьми у него были сложные — он их не понимал. Держаться в седле Сиверов умел — научился просто так, на всякий случай, чтобы не было пробелов в образовании, — но ощущение перекатывающихся, играющих прямо под тобой мощных мускулов всегда вызывало у него желание спрыгнуть на землю и больше никогда не садиться в седло. Казалось несправедливым заставлять большое, красивое, умное животное таскать на себе грузы и катать бездельников.

«Городские мы люди, — подумал Глеб, издали разглядывая лошадей. — Ездить верхом на лошади нам неловко, потому что она, видите ли, живая. При этом колбасу из конины мы едим так, что за ушами трещит. И вообще… Что может быть вкуснее хорошей свиной отбивной? А предложи горожанину заколоть и разделать свинью — он же в обморок грохнется!»

Неподалеку от дверей стоял обшарпанный складской погрузчик. Крышка аккумуляторного отсека была поднята, а из-под нее торчал туго обтянутый замызганными камуфляжными штанами тощий зад какого-то гуманоида. Из пыльных, покрытых грязной смазкой жестяных недр доносилось неровное металлическое позвякивание, лопатки и локти гуманоида мерно шевелились, направленный в зенит зад совершал сложные эволюции в воздухе, и все это сопровождалось невнятным нецензурным бормотанием. Вдали, рядом со сваленной в кучу амуницией, стояли еще трое. Кто-то курил, и дым висел над головами стоящих слоистым синеватым облаком, хорошо заметным в свете свисавшей с поперечной балки сильной лампы в пыльном жестяном колпаке.

Глеб подошел к погрузчику и постучал костяшками пальцев по бугристой поверхности сто раз перекрашенного капота. Из-под капота вынырнула небритая, крайне недовольная физиономия со следами графитовой смазки на лбу и правой щеке. Жесткие черные с проседью волосы как попало торчали во все стороны, в крепких желтоватых зубах была зажата потухшая папироса.

— Чего? — не выпуская из зубов папиросы, неприветливо осведомился гуманоид.

— Начальника экспедиции, — в том же тоне и тоже не утруждая себя приветствием, буркнул Глеб. В глазах небритого зажглась и сразу же потухла искорка интереса.

— Это Горобец. Там, — лаконично ответствовал небритый, сопроводив свои слова небрежным взмахом руки, направленным в сторону группы людей, стоявших в дальнем конце ангара.

Глеб кивнул как ни в чем не бывало. Разнорабочему, впервые явившемуся к месту работы, вовсе не полагалось знать такие детали, как фамилия начальника предыдущей, исчезнувшей без следа где-то в тайге экспедиции. «Однофамилец, — неуверенно думал Глеб, шагая мимо лошадиных стойл. — А может, родственник. Сын, например. Или брат. А что? Место-то хлебное, вот один из этих Горобцов и пристроил другого в своей конторе. Если так, то желание одного из братьев отправиться на поиски другого выглядит вполне естественно, не говоря уже о желании сына найти отца…»

Он миновал импровизированную конюшню и немного замедлил шаг. Теперь Глебу было видно, чем занимаются те трое, один из которых отныне являлся его непосредственным начальником.