У меня не хватило духу даже вовремя убежать, потому что я боялся заблудиться в тайге. Я ведь уже сказал, что готов понести наказание по всей строгости закона! Зачем же меня все время шпынять, попрекая тем, в чем я, в сущности, и не виноват? Какие там боевые действия! Я что, похож на военного?
«На глиста ты похож очкастого, а не на военного, — подумал Глеб. — Нет, все-таки все эти доктора наук и лауреаты международных премий хороши в своих кабинетах или за кафедрой в набитой почтительно внимающими студентами аудитории. А в полевых условиях они не выдерживают, ломаются. Был, наверное, хороший, всеми уважаемый человек, специалист мирового уровня и даже, наверное, светило науки. А посмотрите-ка, во что превратился! Грязный, вшивый, запуганный, льстиво хихикающий слизняк, да к тому же еще и отмеченный неизгладимой печатью людоедства. Ее, печать эту, теперь никаким мылом не смоешь. Даже те, кто никогда ничего не узнает о событиях прошедшей зимы, наверное, будут его сторониться, чувствуя что-то нехорошее, грязное. И сам он до конца своих дней не забудет, тот бульончик… Черт, да мне самому на него смотреть тошно, хотя я прекрасно понимаю, что такое настоящий голод. По-настоящему голодный человек, если действительно хочет жить, дерьмо может есть. А тут не дерьмо, тут — мясо… Да и мертвому глубоко безразлично, что сделали с его телом — закопали, сварили или съели сырым. Но идти с ним рядом все равно противно… Вот она, сила предрассудков! Зря, зря он напросился в эту экспедицию. Интересно все же, кто это додумался прикрыть карательную экспедицию именем всемирно известного ученого, доктора наук? Ведь эту фамилию — Возчиков — даже я, помнится, слышал. По телевизору, что ли, или по радио… Или это мне кажется? Не помню, черт… Но с Фондом этим, чувствую, придется разобраться по возвращении в Москву. Приглядеться повнимательнее, что это за Фонд такой, что за дела они там крутят под своей солидной вывеской. Ну, это пускай уж Потапчук, это его епархия. Тем более за эту прогулочку он мне должен, как земля крестьянину…»
— Вы не похожи на военного, — сказал он Возчикову. — И вообще, извините, я действительно веду себя по-свински. Только… Знаете, вам, наверное, придется привыкать к тому, что с вами многие будут вести себя по-свински. Прежде всего те, кто вас сюда послал. Самое меньшее зло, которое они могут вам причинить в отместку за то, что вы выжили, это уволить из Фонда. А вообще, на вашем месте я бы сменил прописку. У вас есть банковские сбережения? Лучше всего совсем не показываться в городе, пока все это не забудется. Вы слишком много знаете, Олег Иванович. Руководство Фонда фактически повинно в организации незаконного вооруженного формирования и провоцировании военных действий на российской территории. Мне-то, поверьте, на это наплевать, я здесь как частное лицо и никому не обязан отчитываться. А вот вы — лицо официальное. Как только станет известно о вашем возвращении с того света, на вас тучей налетят журналисты, телевизионщики, а также сотрудники компетентных органов, не говоря уже о десятке депутатских и прочих комиссий.
— О господи, — потрясенно пробормотал Возчиков, которому такая мысль не приходила в голову. Конечно, ведь он думал, как спастись, а о том, что начнется после спасения, думать ему было некогда.
— Вообразите себе, — продолжал Сиверов, — как понравится вашему руководству то, что вы можете рассказать всем этим людям! Да вас в порошок сотрут, понимаете? Людей, и не просто людей, а депутатов Думы, беспощадно убивали за владение и меньшей информацией!
— Черт возьми, — с озабоченным видом произнес Возчиков и тут же извинился. — Простите, это я от неожиданности. Этот аспект проблемы как-то до сих пор не приходил мне в голову… Все-таки как хорошо иметь под рукой грамотного специалиста! Поговорил с вами, и все стало ясно, прямо как на ладони. |