— Хорошо, Леша, я скажу.

Смолин с Аргоном и вся поисковая группа заставы уже втягивалась в Каменный лес, когда на проселочной дороге запылила машина. Она приближалась на большой скорости. Вездеход с открытым верхом и опущенным на капот передним стеклом догнал пограничников и остановился на обочине. На землю соскочил высокий, плотный, с сильно загорелым лицом генерал. Смолин, по праву старшего, не бросая поводка, приложил руку к фуражке и доложил начальнику войск, которого он хорошо знал, откуда, куда и зачем направляется поисковая группа.

Гребенник выслушал Смолина и посмотрел на свои часы.

— Опоздали, товарищ старшина, с выходом на исходные позиции. Еще на пятнадцать минут оторвались парашютисты.

— Машина подвела, товарищ генерал. Испортилась. Не довезла до нужного места. Пять километров пешком топаем. Не беспокойтесь, товарищ генерал, наверстаем!

Гребенник посмотрел на бравого, веселого пограничника, готового топать хоть сто километров, усмехнулся:

— Если я в таких случаях разучусь беспокоиться, то мне пора уходить в отставку. Старшина, повторите задачу, которую вам поставил начальник заставы. Быстро!

Смолин в одно дыхание, уверенно, будто читал по книжке, изложил, где и как он будет действовать со своей поисковой группой.

Гребенник покачал головой. Ему явно не понравился и бравый тон старшины, и его чрезмерная уверенность.

— Да, план у вас что надо. Пришел. Увидел. Победил. — Он сурово посмотрел на следопыта. — Вам известно, кого вы должны поймать?

— А как же, товарищ генерал. Парашютистов.

— Вам приходилось их преследовать?

— Нет, товарищ генерал, лично мне не приходилось, но я знаю…

— Ничего вы не знаете, старшина, раз не поймали ни одного парашютиста. Парашютисты — это ассы среди нарушителей. Особый подбор. Особая выучка. Особая тренировка. Особое задание. Особое вооружение. Особая ценность каждой головы. Парашютист не оставляет следов на границе. Пробивается в наш тыл в три, в пять раз быстрее, чем обыкновенный нарушитель. Имеет надежную явку. В случае соприкосновения с пограничниками сопротивляется с ожесточенностью смертника. Стреляет без промаха. Его не возьмет даже такая зубастая собака, как ваша. Он бесследно пропадает в лесу, в поле, в овраге, в населенном пункте. Парашютист не сдается живым. А нам он нужен живой. Обязательно живой. И целехонький, не подстреленный, по возможности. Трудная у вас задача, товарищ старшина. Выкладывайте все, на что способны. Все физические и нравственные силы. Вопросы есть? Все ясно? Очень хорошо, если так. Теперь садитесь в машину и — вперед. Чумак, — обратился он к шоферу, — довезите товарищей до пятого кордона и возвращайтесь сюда.

На пятом кордоне, на небольшой поляне, в центре которой стоял общипанный со всех сторон небольшой стог сена, шофер высадил пограничников.

— Ни пуха, ни пера вам, искатели! Берегите чубы, хлопцы! Парашютисты добре стреляють. Пока.

Вездеход укатил, поисковая группа осталась в лесу. Солдаты Букреев, Непорожний, Бурдин вопросительно смотрели на старшину, ждали приказаний. Смолин медленно оглянулся. Снял с шеи автомат. Лицо его было так напряжено, будто через минуту предстояло вступить в бой.

— Вот мы и на исходных позициях. Запиши время, Бурдин! Прежде всего давайте обследуем вот эту лосевую кормушку. Ничего мы там, конечно, не найдем, но все равно должны осмотреть. Так, для очистки совести.

Со всех сторон обошли стожок. Поворошили сено в одном, в другом, третьем месте. Людей здесь и близко не было. Земля истоптана лосями, косулями, оленями. Только следы животных. Старые, осенние. Весенние. Недавние. Свежие. Свежайшие.

— Тут все ясно, — сказал Смолин.