Скрыться на запруженной машинами дороге было некуда. В голове у Поппи пронеслась дикая мысль забиться под сиденье, но Ральф не позволил ей даже пригнуться.

— Я представлюсь, — сказал он уверенно и, щелчком выбросив окурок, остановил автомобиль возле госпожи Ванбург и ее дочерей.

Для Поппи это было как дурной сон. Ральф держался безупречно, само обаяние, он даже ни разу не выругался, но мать, хоть и была вежлива, смотрела сквозь него. Когда они вернулись в отель, взаимные обвинения продолжались несколько часов. Поппи иногда говорила правду («Ральф из уважаемой английской семьи»), но чаще лгала («Мы встречались всего раз или два, а сегодняшняя поездка — просто короткая экскурсия по Довилю), однако мать безошибочно подозревала самое худшее. Во время пристрастного допроса относительно карьеры Ральфа, его места жительства и перспектив Поппи внезапно поймала себя на том, что, сопя, признается: Ральф нигде постоянно не живет и был в разные периоды жизни гидом, пилотом и судостроителем. «Работяга», — сказала госпожа Ванбург, презрительно скривив губы. Поппи сумела скрыть тот факт, что Ральф когда-то танцевал за деньги с богатыми дамами, а также умолчала о том, что в его жизни была зима, когда он спасался от голодной смерти, выкапывая на полях свеклу.

Если бы не день рождения, они бы тем же вечером уехали в Кале и сели на паром. Как и следовало ожидать, этот день превратился в чопорное, безрадостное мероприятие, томительную череду завтрака, обеда и чая, а также в дежурный визит к двум дамам, маминым школьным приятельницам. Хотя все делали вид, будто накануне ничего не произошло, в воздухе витало осуждение. Поппи надеялась получить от Ральфа записку или, быть может, цветы, но нет. Он знал, что у нее день рождения, и все же ничего не прислал. У нее болели челюсти от натужной улыбки, и когда она в очередной раз подошла к конторке портье, чтобы снова услышать, что писем ей нет, это было подобно удару в самое сердце.

К ужину Поппи окончательно утвердилась в мысли, что либо матери все же удалось отшить Ральфа, либо его намерения никогда и не были благородными, либо она ошиблась, поверив, что значит для этого человека больше, чем прочие многочисленные женщины, с которыми он был дружен. И правда, что мог привлекательный, опытный Ральф Мальгрейв найти в наивной, глупенькой Поппи Ванбург? Завтра ее семья возвращается в Англию. Поппи с трудом могла вспомнить свою жизнь там — это было больше похоже на сон, — зато хорошо представляла себе ее пустоту. Глаза ей обожгли слезы, но она их сморгнула. Ужин закончился; мать подавила зевок, Айрис и Роза сгорали от нетерпения сыграть в бридж с полковником и его братом. Поппи поднялась из-за стола.

— Я схожу к морю, мама. Хочу в последний раз посмотреть на закат, — и вышла прежде, чем мать успела ее остановить.

Налетел ветер, и она подышала на озябшие руки. Солнце, клонившееся к горизонту, золотым и розовым сиянием заливало чуть колышущееся море и перистые облака. Поппи долго глядела на волны, мысленно прощаясь с ними, потом повернулась и увидела его.

— Ральф? Я думала, ты не придешь.

— Сегодня твой день рождения, — сказал он. — Я принес тебе подарок. — И протянул ей сложенный лист бумаги.

Поппи думала, что это еще один рисунок, но, развернув, увидела какой-то официальный документ, напечатанный по-французски. Она так растерялась, что не могла понять ни строчки.

— Это специальное разрешение на брак, — сказал Ральф. — Я сегодня ездил за ним в Париж — туда и обратно.

Поппи смотрела на него, открыв рот.

— Завтра в полдень нас обвенчают. А потом можно податься на юг. У меня есть отличная идея. Системы водяного охлаждения. На этом наверняка удастся сколотить состояние.

— Ральф, — прошептала она.