Феликс, композитор, частый гость в Ла-Руйи, был одним из ее любимых Квартирантов.

— О Боже… — Ральф снова повысил голос. — Я тут привел кое-кого.

Из темноты возник юноша и, встав в дверях кухни, нерешительно проговорил:

— Простите, что я вас так обременяю, миссис Мальгрейв. Это вам. — «Этим» оказалась охапка маков и темно-лиловых маргариток. — Полевые цветы, — добавил он извиняющимся тоном.

— Очень красивые. — Поппи взяла у него букет и улыбнулась. — Надо найти вазу. А вы?..

— Гай Невилл. — Он протянул ей руку.

Гай был высок и худощав; его шелковистые темные волосы отливали медью. Поппи решила, что ему лет девятнадцать-двадцать. Глаза у Гая были совершенно необыкновенные: глубокого цвета морской волны, с нависшими веками, которые собирались в складочки, когда он улыбался. Услышав его выговор образованного англичанина среднего класса, так хорошо знакомый с детства, Поппи неожиданно испытала приступ ностальгии. Она прикинула, хватит ли еды еще на одного гостя, решила, что хватит, и вытерла запачканные кровью руки о фартук.

— А я — Поппи Мальгрейв. Вы должны меня извинить. Терпеть не могу эту работу. Выщипывать перья — уже достаточно неприятно, а… — Она скорчила гримасу.

— Я могу их выпотрошить, если хотите. Это не так неприятно, как рассечение легкого. — Гай взял нож и принялся за дело.

— Вы доктор?

— Студент-медик. В июле я закончил первый курс и решил, что неплохо будет немного попутешествовать.

Дверь открылась, и вошла Фейт.

— Николь плачет, потому что папа заставил ее искать ключ. Но это лучше, чем ужасный кошачий концерт, который они устроили.

В свои одиннадцать с половиной лет маленькая и худенькая Фейт была главной опорой Поппи. Она обладала здравым смыслом, которого, к большому сожалению Поппи, недоставало ее брату и сестре. Сейчас на ней была длинная кружевная юбка, которая волочилась по полу, и старый свитер Поппи с дырками на локтях. Фейт посмотрела на гостя и прошептала:

— Один из папиных бродяг-скитальцев?

— Похоже на то, — прошептала в ответ Поппи. — Он отлично умеет потрошить кур.

Фейт обошла стол, чтобы получше разглядеть Гая.

— Привет.

Гай поднял голову.

— Привет.

Девочка мгновение изучала его, потом сказала:

— Всегда кажется, что вот этого, — она показала на горку потрохов, — гораздо больше, чем может там поместиться, правда?

Он усмехнулся:

— Пожалуй.

Она стала объяснять:

— Феликс учит Николь петь, а Джейка — играть на фортепьяно, а про меня сказал, что меня учить бесполезно, потому что у меня нет слуха.

— У меня тоже, — дружелюбно отозвался Гай. — Если я попадаю в ноты, то только случайно.

Повернувшись к матери, Фейт шепнула:

— У него такой голодный вид, тебе не кажется?

Поппи посмотрела на Гая и подумала, что он выглядит так, будто голодает уже не первую неделю.

— Куры будут готовы еще не скоро: они такие старые и жесткие. Сделай ему бутербродов с сыром, милая.

Поскольку в Ла-Руйи были еще десять гостей и каждый требовал от Ральфа времени и внимания, Фейт решила взять на себя Гая. Он ее заинтриговал. Он с такой аккуратностью распотрошил цыплят — любой из Мальгрейвов, яростно орудуя ножом, достиг бы того же результата, но оставил куда больший беспорядок. За обедом Гай спорил с Ральфом, но так вежливо и сдержанно, как еще никогда никто в Ла-Руйи не спорил. Он не стучал по столу бокалом, чтобы утвердить свою точку зрения, и не вышел из себя, когда Ральф назвал его суждения идиотскими.