Она только прижала папку к своей груди и не могла сказать ни слова. Сердце колибри… этих прекрасных, сильных, смелых птиц, которые летают так высоко и далеко… Она хотела поблагодарить, она хотела спросить Стиви, почему она решила посвятить эту книгу ей. У нее был миллион вопросов, но все они смешались вместе. И тут Тилли уловила что-то тревожное, соскочила с кресла и спряталась под диван.
Раздался стук в дверь. Нелл посмотрела на часы Стиви – было больше двух. Они пошли в кухню рука Стиви лежала на ее плече.
У двери стоял отец Нелл.
– Как ты узнал, что я здесь? – спросила Нелл.
– Ну, я же знал, что ты захочешь попрощаться.
– Может, войдешь? – спросила Стиви, и Нелл увидела в ее глазах что-то, напомнившее ей ветер, бушевавший снаружи, – жаркий, соленый, беспокойный.
Но отец, конечно, отрицательно покачал головой:
– Мы лучше пойдем.
– Он ненавидит прощания, – объяснила Нелл.
– Я это заметила, – сказала Cтиви мягко.
Потом были объятия, которых Нелл никогда не забудет. Она обнимала Пегги, будто в танце. Пегги отходила в сторону, непрерывно повторяя, что будет писать каждый день, а Нелл обнимала ее и твердила то же самое ей. Потом настала очередь Стиви. Нелл протянула к ней руки, и Стиви наклонилась, обнимая ее. Это повторялось снова и снова, и Нелл никак не могла согласиться, чтобы этому пришел конец. Она чувствовала комок слез в горле и знала, что он не исчезнет. Ее щеки были мокрыми от слез – слез Стиви.
– Спасибо за книгу, – сказала Нелл.
– Ты восхитительная. Спасибо тебе за все. За вдохновение.
– Я вдохновляла вас?
– Больше, чем ты можешь понять.
– Если вы будете говорить с тетей Мэдди, – сказала Нелл, – расскажите ей про книгу, ладно? Я хочу, чтобы она знала.
– Я тоже. Я обещаю.
– Попрощайтесь за меня с тетей Аидой.
– Конечно, попрощаюсь.
– Я так не хочу уезжать, – сказала Нелл, цепляясь за руку Стиви. Ей казалось, что, пока она держится за ее руку, может быть, Стиви как-то сумеет все изменить… спасти их от разлуки…
Стиви повисла так что ее глаза оказались на одном уровне с глазами Нелл. Глаза Стиви с фиалковым оттенком были спокойны, глубоки, полны такой доброты и любви, что Нелл содрогнулась от мысли, что больше не увидит ее.
– Нелл, – проговорила Стиви. – Пойдем… ну… ты должна ехать.
– Нет, – прошептала Нелл.
Неужели Стиви не хочет защитить ее, удержать, объяснить отцу, как она не хочет уезжать?
– Это твой долг, – тихо сказала Стиви.
– Что?
– Это долг… ты должна проделать важную работу. В пользу дружбы. В пользу пляжных девочек…
– В пользу пляжных девочек… Какую работу? – спросила Нелл, почувствовав, что у нее шевелятся волосы, будто бриз пролетел по кухне.
– Ты должна увидеть шотландские пляжи. Понять, какие они, похожи ли они на здешний пляж…
– Я и так знаю, что они гораздо хуже, чем Хаббард-Пойнт.
– Ну, я могу понять, почему тебе так кажется, но ведь ты их не видела. Может быть они даже лучше.
– Я знаю, что хуже, – с чувством прошептала Нелл.
– Знаешь, «хуже» или «лучше» – это такие не точные слова. Может быть, если ты немного присмотришься, ты будешь мне сообщать, что увидела.
– Например, про что?
– Ну, про тамошние раковины или какой там песок – белый или розовый… какие берега – ровные или скалистые… такие ли там водоросли, как здесь…
Нелл закрыла глаза, и перед ней предстали упругие бурые водоросли на скальных отмелях Хаббард-Пойнта, длинные завитки ламинарий, лежавшие кучами вдоль линии прилива после штормов, нежные салатные водоросли, к которым прикреплялись крошечные, почти микроскопические моллюски-литорины. |