– Именно так, – горячо подтвердил Траффорд. – Когда мы обучим этих людей нашему паролю, «ниврад», они увидят, как их много, и это придаст им мужества! Мне кажется, после начала почтовых рассылок нам нужно попробовать назначить место и время и посмотреть, явится ли туда кто-нибудь. Если в наших психологических расчетах нет ошибки, скоро мы сможем собрать достаточно народу, чтобы принять новый Закон Уэмбли!

Это был ошеломительный вывод, и на несколько секунд в комнате воцарилось молчание.

– Ладно, – промолвила профессор Тейлор. – Наверное, это и впрямь возможно. Пока революция не начата, она обычно кажется безнадежной. За год до русской революции Ленин был изгнанником-маргиналом с маленькой кучкой сторонников. Даже христианство превратилось из подпольного культа в официальную религию Римской империи всего за одно-два поколения.

– Вы совершенно правы! – с азартом сказал Траффорд. – И я уверен, что в наших руках отличное орудие, с помощью которого мы можем начать революцию! Мы разошлем наши письма накануне следующего Фестиваля Веры – того, где Храм собирается продемонстрировать зрителям мою дочь как доказательство милосердия Любви.

Потом Траффорд изложил членам Сената свой план, который уже обрисовал в общих чертах Сандре Ди.

– Я намерен объявить, что Мармеладка Кейтлин прошла вакцинацию, но прежде я заведу толпу, чтобы она скандировала «ниврад». На моей футболке тоже будет написано это слово. Миллионы людей, получивших наши письма, узнают в нем наш пароль! К тому времени многие из них уже прочтут нашу статью о теории эволюции – и тут увидят человека с именем ее создателя на груди и услышат от этого человека, что спасать детей может не религия, а наука, только Храм запрещает ей это делать. У нас никогда больше не будет шанса на такое убедительное начало.

Члены Совета явно нервничали. Траффорд понимал их беспокойство: движение гуманистов так долго было камерным, что идея придать ему подобный размах не могла не показаться опасной.

– Уж очень это рискованно, – осторожно заметил Ньюбери.

– Знаете что, Ньюбери, – сказал Кассий, – после самого Траффорда я второй, для кого этот план несет наибольшую угрозу, и я лично считаю, что он гениален.

– Поверьте мне, народ уже созрел! – воскликнул Траффорд. – Терпение людей на пределе! Это показывают результаты наших поисков. Бомба с часовым механизмом заведена, и мы можем взорвать ее, не оставив от Храма камня на камне.

Однако, как это ни печально, Траффорду так и не пришлось объяснять народу, почему его дочь уцелела, ибо на следующее утро после его встречи с Сенатом гуманистов у бедной малышки начались сильный понос и рвота. Видимо, что-то попало в питьевую воду, и в Башнях Вдохновения разразилась эпидемия холеры-плюс. Все болели тяжело, но умер только один обитатель комплекса – тот самый единственный младенец, которому удалось пережить предыдущие напасти. В конце концов оказалось, что Мармеладка Кейтлин – вовсе не чудо-ребенок.

Храм тут же постарался снизить урон, нанесенный этим событием его репутации. В течение первых же суток после смерти Кейтлин с городских улиц и из виртуального пространства исчезли все следы кампании «Чудеса бывают!». О трагедии даже не сообщили в новостях. Теперь, когда Кейтлин умерла, все вдруг повели себя так, словно ее никогда и не было на свете.

Нежданная гибель дочери так ошеломила Траффорда с Чанторией, что поначалу они не заметили, как радикально изменилось их положение в обществе. Оцепеневшие от горя, они сидели у себя в квартире, пытаясь хоть немного привыкнуть к пустой кроватке, детским вещам и игрушкам, в которые уже никто не будет играть. Если они и обратили внимание на то, что к ним не приходят в гости и не заглядывают через интернет, то приписали это робости соседей и их нежеланию бередить душевные раны только что осиротевших родителей.