— Да, пусть заходит. Она меня вытащила из этого… этой передряги.

— Тебе видней. В общем, я делаю медицинское заключение и заверяю его в Круге. Сейчас, пока Марцин еще не опомнился. А ты держись, не поддавайся…

Затошнило. Потому что пятно перед глазами было… синее. Пятно перед глазами… было. Густое, переливчатое, кляксой в непроглядном бархате слепоты. Его не должно было быть — ему просто не откуда взяться. Но вот оно — колышется и плывёт. Отставил стакан, замотал головой — пятно не исчезало. Потер вискИ — не исчезало. Голос Кшиштофа отдалился, сделался глухим, как из колодца, невнятным.

— Что вы мне…подмешали? — с трудом вытолкнул из себя клок скомканного воздуха. Схватился за спинку кровати, пытаясь привести реальность в порядок. Вместо это разглядел, что пятно в темноте не одно — есть еще слабое колыхание чего-то зеленовато-расплывчатого, и есть тонкие царапины алого по темноте, как по закопченному стеклу.

— А что такое? Голова кружится? Тошнит?

Синее пятно колыхнулось, покрываясь бисеринками серебра. Осторожно лёг, прикрыл глаза, отвернулся. Прошло. Почти. Слабый, размытый фантом зеленой бабочки там, где должна быть стена. Не так — где должно быть непроглядно темно.

— У меня галлюцинации, кажется. Зрительные.

— Так, погоди. Лежи. Наркотик тебе давали, но я вывел… Так, у тебя нет аллергии на какие-нибудь травы? На имбирь или корицу? На кровохлебку? На душистый перец?

— Нет. Никогда не было… Что со мной?

— Спокойно. Такое иногда бывает. После всего, что тебе пришлось пережить… Ты что-то видишь, я правильно понял?

Зеленая бабочка в черной шторе кокетливо махнула крыльями и пропала. И опять эти алые царапины паутиной трещин.

— Ага. Пятна. Разноцветные. И паутина.

Захотелось уткнуться в подушку, чтобы прекратилось издевательство. Я слеп, чего вам от меня нужно?!

— Занятно. Дай-ка гляну. Расслабься. Я Поверху…

Царапнуло. Джош даже не понял, где, но царапнуло. Как бывает, зудит под кожей, но как не старайся, зуда не уймёшь. С досадой дёрнул плечом. Дискомфорта, впрочем, это не устранило. Неприятное ощущение коготков — опять где-то под кожей. Противно.

— Этот ваш рецепт…

— Спокойно. Настойка, скорее всего, ни при чем. Я ж говорю — это нормально для организма, перенесшего… Свет! Погоди-ка…

Что "погодить", Джош не знал, но ощущения становились все неприятней и неприятней.

— Что вы делаете? Перестаньте…

И опять это синее пятно, распростершее лапы над ни в чем неповинным Джозефом. И зашевелилось — отвратительно до тошноты.

— Ты что-то чувствуешь? Расскажи, что, — в голосе собеседника Джошу почудилась совсем даже не забота о состоянии пациента, а скорей интерес естествоиспытателя, следящего за любопытным экспериментиком из разряда курьёзных.

— Царапается. И пятна. Пятно. Синее. Шевелится.

— Занятно. Сосредоточься. Что ты чувствуешь?

— Покалывание… Да, покалывание, — опять легкое и неприятное, но уже вполне определенное.

— Где? Ну-ка, еще раз. Чувствуешь? — нет, определенно — в голосе Кшиштофа прорезался неуместный азарт.

— Покалывание в области шеи.

— Правильно. Именно в области шеи. А теперь?

— Теперь ниже. Что вы делаете? — нетерпеливо

— Погоди, это интересно. Если это то, что я думаю… Невозможно, — предвкушение сладкоежки при виде огромного торта. Да чего он там делает?! — Ну-ка, в третий раз.