— Уложите!.. Жилу пережмите!.. — и сам устремился на помощь другу, совершенно забыв, что стоит на крыльце.
Слетев со ступенек и оказавшись на коленях, Андрей пополз на Еремеев голос. Ему казалось, будто он знает, как пережимают кровяную жилу; казалось, будто руки сами по милости Божьей совершат все нужное. А Гриша повис на Еремее, и тот от растерянности позволил раненому опуститься на снег. Венецкий от потрясения онемел и окаменел. Андрей полз на коленях и вдруг наткнулся на Гришины ноги.
— Соломин, я умираю… — отчетливо выговорил Гриша. — Пить… Пить дай…
Андрей сгреб ком снега, наугад поднес к его губам. Это оказалось уже бесполезно.
— Соломин… — прошептал Гриша. — За Машу… ты… бейся…
— Я не желал, я не желал! — вдруг закричал Венецкий. — Господи, Гришенька… как это?.. Не желал, вот как Бог свят!..
— За меня… — еле слышно сказал Гриша. Это были его последние слова.
Потом началось столпотворение. Венецкий рыдал. Наконец-то прибежавший Ивашка поднял крик. Еремей, убедившись, что Грише уже не помочь, стал поднимать своего питомца.
— Венецкий, где вы? — спросил Андрей. — Уходите… Уходите, черт бы вас побрал!
Потом был неприятнейший разговор с появившимися офицерами — измайловцами.
— Соломин, кто был этот негодяй? — спрашивали они.
— Почем мне знать. Я не видел его. И по голосу не опознал, — отвечал Андрей. — Одно знаю точно — этого голоса я до поединка не слышал.
— Но повод, повод?..
— Честь. По крайней мере, так я понял. Я лишь вчера приехал, господа. И не имел случая как следует поговорить с Беклешовым. Одно знаю — именно он вынудил противника к бою.
Еремей, видя странное поведение барина, держался той же линии: противник ему незнаком, куда подевался — неведомо.
Наконец полковой врач освидетельствовал тело и велел везти его на съезжую — дуэль с точки зрения полиции была убийством, и жертва с убийцей отныне числились по ведомству управы благочиния. Андрей и его дядька остались одни.
— Отчего ты, Андрей Ильич, этого аспида выгораживал?
— Оттого, что молодой дурак. Не сумел отступить… Принял к сердцу беклешовские вопли… Коли захочет — сам явится в часть. Я его выдавать не стану. Понимаешь, дяденька, я в этом деле — секундант. Объяснить этого я никому не смогу — решат, что спятил. Какой из меня секундант?.. Принеси вина, — подумав, велел Андрей.
— Доктор запретил.
— К черту доктора.
Но Еремей не послушался, а помог барину раздеться, обтер его мокрым полотенцем и переодел в чистое.
— Что, коли придет Маша? — говорил Андрей. — Господи, что я ей скажу?.. Налей вина, хоть чарку. Не понимаешь, что ли?.. Ежели она придет, а меня тут не будет, то вся надежда на Венецкого. Вдруг он додумается, где ее искать?
— Так вот для чего ты его выдавать не пожелал!
— Именно. Последние слова Гришины были о Машеньке. К черту полицию с правосудием вместе! Подай вина, говорю тебе! Венецкий додумается, где ее искать, он может ездить по всему городу и высматривать ее, а я — нет!
— Пороть таких женихов, как этот Венецкий, — буркнул Еремей. — А вина не дам. И завтра же пойду искать жилище поближе к немцу. Он-то на тебя управу сыщет… Переехать придется! Не завтра, так на другой день старый Беклешов сюда людей пришлет…
Дядька стал сгребать кровавое тряпье, вынес, вернулся. Андрей сидел за столом. |