Дуняшка поклялась, что между Машей и загадочным французом никакого блуда не вышло, — мать так смотрела за дочкой, что и короткие свидания устраивать было мудрено.

— Давно ли случилась сия интрига? — спросил Андрей.

Дуняшка, как всякая неграмотная девица, мерила время церковными праздниками и событиями домашней жизни. Получалось, что несчастный почтовый роман начался на ту Масленицу, когда тетка Прасковья Романовна из Москвы приезжала, длился все лето и завершился, когда кухарка Настасья родила.

— А Венецкий когда стал за Машей увиваться?

— Так тогда же, летом, и стал!

— То есть Маша предпочла Венецкого, и француз от нее отстал?

— Как не предпочесть — он же граф!

— А вот теперь ты расскажешь, почему Маша решила выкупить свои письма, — велел Андрей. — И не увиливай — я был при том, как ты со своей барышней в Измайловский полк ночью прибежала. Все слышал — и про перстеньки, и про золотую табакерку.

— Матушка Богородица, стыд-то какой… — прошептала Дуняшка.

— И я слышал, — подтвердил Еремей. — Давай, девка, как на духу!

Письмо с угрозой и требованием выкупа Маше передали в церкви, принесла его старуха-богомолка. Прочитав, Маша ужаснулась. Первым делом она подумала о своем приданом — оно невелико, но позволило бы откупиться, хотя тогда пристало бы рассказать про беду матери. Пришлось изворачиваться — и Маша неимоверными усилиями собрала узелок золотых украшений и безделушек.

Дуня отправилась передать его той же богомолке и получить письма. Но девушки плохо знали повадки негодяев. Если бы у Маши хватило соображения отправить с Дуняшкой хотя бы лакея Степана, может, беды бы и не приключилось. Но стыд все ей затмил. Ночью в указанном месте к Дуняшке подбежал человек с замотанной в тряпицу рожей, выхватил узелок — и поминай как звали! А на следующий день роковые письма были доставлены госпоже Венецкой.

— Фофаня, берись за карандаш! — велел Андрей. — Сведем все воедино…

Дуняшкино донесение было готово, когда приехал Акиньшин.

— Далеко ж ты, Соломин, забрался, — сказал он.

— Так надобно, — отвечал Андрей. — Фофаня, перебели донесение для господина Акиньшина. Маша не нашлась?

— Нет. Мой Афанасий у беклешовского дома дозором ходит. Венецкий сгинул бесследно. Сказывали, с матушкой своей так разругался, что она его прокляла и грозилась наследства лишить. А потом, по материнской логике, куда-то упрятала. Что у тебя?

— Прелестница у меня, — невесело усмехнулся Андрей. — Вот, Дуняша — горничная Марьи Беклешовой, и она может узнать в лицо француза, который впутал Машу в эпистолярный роман.

— Сказана ли она что дельное? — спросил несколько озадаченный Акиньшин.

— Сказана. Если, как ты полагаешь, эти два дела впрямь связаны, то от Дуняши будет немалая польза. Одно только…

— Что, Соломин?

— Она — беглая.

Кратко объяснив Дуняшкино положение, Андрей, смущаясь, спросил, может ли Акиньшин вопреки законам помочь девушке. Тот задумался и нашел решение:

— Вернуть ее Беклешовым мы всегда успеем. Так что она — не совсем беглая, а временно находится на нашем содержании.

— До поры, Дунька, — вставил Еремей.