Лежащий на тумбочке мобильный телефон вдруг осветился, басовито зажужжал и, продолжая вибрировать и ритмично вспыхивать разноцветными огоньками, заиграл лезгинку. Пользоваться таким рингтоном здесь, в Москве, было небезопасно — точнее, было бы, не являйся Марат Дугоев тем, кем являлся. Ему периодически приходилось ставить на место агрессивных борцов за чистоту русской нации и московских улиц, и Ник-Ник сто раз пытался уговорить его сменить мелодию на мобильнике, упирая в основном на то, что однажды, отстаивая свои музыкальные вкусы, Марат не рассчитает силы, убьет кого-нибудь насмерть и сядет за решетку. Тренер, конечно же, был прав — как, впрочем, и всегда, — но поступиться гордостью было трудно.

Дотянувшись до телефона и взглянув на дисплей, Марат обнаружил, что Ник-Ник легок на помине. Этого следовало ожидать: тренировка должна была начаться четверть часа назад, и, не обнаружив будущего чемпиона в назначенном месте в назначенное время, тренер забеспокоился.

— Э! — огорченно воскликнул Марат, представив, насколько сильным должно быть это беспокойство с учетом событий минувшего вечера. — Да, — сказал он в трубку, — здравствуй, уважаемый.

— Ты где? — забыв поздороваться, спросил тренер.

Марат тяжело, покаянно вздохнул.

— Дома, — признался он, очень своевременно вспомнив, что машину накануне вечером увезли на эвакуаторе. Ехать за ней теперь предстояло на другой конец Москвы, и едва не сорвавшаяся с кончика языка ложь о пробке, в которой он якобы застрял, прозвучала бы, мягко говоря, неубедительно. — Прости, уважаемый, проспал. Сам не знаю, как получилось, клянусь!

— Проспал? Ну, это еще куда ни шло, — сильно его удивив, озабоченно, но с явным облегчением произнес Ник-Ник. — Ты вчера сколько таблеток принял?

— Таблеток? — изумился Дугоев. — Каких…

Тут его блуждающий взгляд наткнулся на цилиндрический пластиковый пузырек с яркой этикеткой, почему-то стоящий на полу у кровати, и он замолчал, припомнив кое-что еще из событий минувшего вечера.

— Понятно, — сказал тренер. — Я же предупреждал: не усердствуй, препарат сильный. Мог бы, между прочим, и не проснуться. Ох, Маратик, тяжко мне с тобой! Ни в чем меры не знаешь, как маленький, честное слово!

— Прости, уважаемый, — повторил Марат.

— Ладно, проехали, — на удивление быстро остыл Ник-Ник. — Сам виноват, не надо было тебе эту дрянь предлагать, но уж больно ты вчера взвихрился… Короче, что ни делается, все к лучшему. Оно, пожалуй, и хорошо, что проспал. Я тут застрял; когда освобожусь, не знаю…

— Где? — в свою очередь забеспокоился Марат. — Помощь нужна? Я подъеду, слушай!

— Остынь, — непререкаемым тоном отрезал тренер. — Только тебя тут и не хватало. Я на Петровке. Заскочил перед тренировкой, думал, справки наведу, запишусь на прием, то да се… А мне говорят: подождите, вас сейчас примут. Вот жду. Может, удастся договориться, чтоб тебе охрану выделили.

— Какую охрану? — запротестовал Марат. — Зачем, э?!

— Сколько ж ты их сожрал-то, болезный? — сочувственно произнес Ник-Ник. — Ну, начисто же память отшибло! Чайку попей, прими контрастный душ — глядишь, и оклемаешься.