Изменить размер шрифта - +
Стол накрыт, женщин нет, так что выпьем и закусим в чисто мужской компании.

Мужчины перешли в большую гостиную с длинным столом, который уже ломился от яств и бутылок. Гости, не церемонясь, наполнили рюмки, такие сборища были для них привычными.

– Ну, за удачу, друзья! – произнес хозяин дачи.

– Да-да, за удачу.

После серьезного разговора все расслабились, словно у каждого с плеч свалился тяжелый груз.

На лицах появились улыбки, движения стали раскованными. Кто-то распахнул пиджак, кто-то расслабил галстук, кто-то позволил себе даже расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. Обращались друг к другу по именам, почти не соблюдая иерархии.

И сейчас вся эта компания еще больше стала похожа на группу заговорщиков. Говорили теперь смело, голоса звучали громко.

– Давай, давай – по второй!

– Наполните свои рюмашки, выпить хочу.

– За что?

– Чтоб они сдохли!

– Достойный тост.

– С удовольствием присоединюсь.

– Кто еще с нами?

– Все!

Каждый пил, что хотел. Люди постарше предпочитали водку, молодые – коньяк и виски, выбор за столом был богатый.

Но бывший полковник ФСБ Григорий Германович Бутаков покинул компанию сразу же после совещания, даже не пригубив спиртного. Он подошел к хозяину дачи и несколько минут с ним о чем-то шептался. Затем они обменялись рукопожатием, многозначительно взглянув друг на друга, и Бутаков с дипломатом в руке направился к своей машине.

– Куда? – спросил водитель.

– В город и побыстрее, очень много дел.

Дел у бывшего полковника ФСБ действительно было предостаточно. Некоторые могли подождать, но не много – день или два. А другие требовали незамедлительных действий.

И одним из таких первоочередных дел была ликвидация Эммы Савиной, ставшей опасным и ненужным свидетелем. Но недаром Григорий Германович слыл очень умным человеком, он все просчитал и знал, что никуда Савина не денется. За годы общения Бутаков изучил ее психологию досконально: сама, по своей инициативе, Савина вредить ему не станет, испугается ответных действий.

Даже заподозрив неладное, она сможет лишь тянуть время, но нервы у нее не железные, а нрав Бутакова ей хорошо известен.

На квартире у Савиной Шафранский и Белов устроили засаду, но пока Эмма не появлялась, и Бутаков распорядился к вечеру сменить людей, но засаду не снимать.

«Сломается, никуда не денется – обязательно явится и будет ползать на коленях, будет просить и молить. Но пощады ей не видать. Лучше всего молчат мертвые».

Эту истину бывший полковник усвоил как никакую другую, возможно, именно поэтому он предпочитал решать все вопросы просто: человек мертв – и свидетеля нет.

О том, что фотографии генерала Климова находятся у Кириллова с Груздевым, Бутаков знал. Снимки, как ему доложили, достаточно красноречивые.

Теперь дело оставалось за малым: прижать генерала, заставить его дивизию в случае начала переворота остаться на месте, и это – задача минимум.

Но была и задача максимум: перетащить боевого генерала ВДВ на свою сторону, посулив ему всевозможные выгоды, естественно, в перспективе, не сейчас.

 

Нужно было как можно скорее найти решение, определиться, что делать дальше. Глеб размышлял, Савина тихо плакала. Она напоминала маленького щенка, побитого хозяином, и чувствовала свою полную беспомощность.

Наконец, прервав размышления, Сиверов спросил:

– Где твой ребенок?

– Ребенок?

– Да.

– Она у сестры, – уже немного успокоившись, ответила Эмма, и робкая улыбка впервые за этот вечер появилась на ее губах. – У двоюродной, у Ольги.

Быстрый переход