— Да ладно вам, дядя Коля.

— Так и я говорю: ладно. Ну, за Сохатого! Пусть ему чужая земля пухом будет.

Глава 5

Возвращаясь из управы в отделение милиции, капитан Басаргин попытался еще раз спокойно, без спешки обдумать ситуацию. Присланный из столицы запрос его, как и Субботина, беспокоил не очень: он и без дяди Коли знал, как поступить с этой бумажкой. Черновик ответа уже был им продуман во всех деталях, и Николай Гаврилович не добавил к придуманному ранее ничего нового. Ну да, Сохатый — тип с ярко выраженными антиобщественными наклонностями. Ну да, не углядели, дали уехать в Москву. Хотя это, между прочим, законом не воспрещается. Захар Макарьев — дружок его закадычный, куда один, туда и другой. Насмотрелись телевизора, дурачье, и решили срубить деньжат по-легкому — не иначе как с пьяных глаз, на трезвую голову такое не придумаешь. В общем, грохнули их там, у вас, и слава богу, а кто в кого стрелял и почему — сами разбирайтесь, благо покойнички в вашем огороде, а не в моем, да и зарплаты у вас как-нибудь посолиднее тех, что мы в своей Волчанке получаем. Вот и отрабатывайте.

Вот только приказ дяди Коли не трогать этого слизняка Горку Ульянова капитану не нравился. Семен Басаргин был человеком действия, и ходить кругами около заведомой мрази, приглядываться да принюхиваться ему совсем не улыбалось. Была бы его воля, он решил бы эту проблему в два счета. Начал бы с Горки, а кончил, сами понимаете, его хозяином, Макаром Степановичем Ежовым, которому дядя Коля несколько лет назад столь неосторожно помог деньгами и своим авторитетом.

Макар Степанович приходился Субботину, а значит, и Семену Басаргину каким-то дальним родственником — так, ничего особенного, седьмая вода на киселе. До девяносто восьмого года, до печально знаменитого «киндерсюрпризового» дефолта, он имел где-то в Подмосковье какое-то свое дело — что-то такое покупал, что-то продавал, одним словом — спекулировал помаленьку, получал навар. Дефолт оставил его, как и многих других, в буквальном смысле слова без штанов, с голой ж. на морозе и с многотысячными долгами в придачу. А хуже всего было то, что Макар Ежов задолжал людям, которые долгов не прощали, то есть, попросту говоря, братве, самым обыкновенным бандитам. И когда те пристали с ножом к горлу, требуя назад свои деньги, не придумал ничего умнее, как рвануть в глушь, на Урал, к родственнику под крыло.

Николай Гаврилович, добрая душа, родственника пригрел, и не просто пригрел, а заплатил из своих немалых, нетронутых дефолтом капиталов его долги и даже дал денег на раскрутку нового бизнеса. Только одно условие поставил: бизнес организовать здесь, в Волчанке, чтоб способствовать не только наполнению собственных карманов, но и развитию поселка, который приютил его в трудную минуту.

Деваться Ежову было некуда, условие он принял и честно выполнил — полностью, до последней запятой. Бизнес его процветал и ширился, налоги рекой потекли в поселковый бюджет, появились рабочие места — штука в Волчанке в последние десятилетия, можно сказать, невиданная. На окраине поселка в два счета выросло аккуратное, крепенькое, как боровичок, здание фабрики, непроезжая в распутицу дорога на добрый метр поднялась над землей и оделась в бетон, и поползли по ней, рыча и дымя выхлопными трубами, невиданные ранее в здешних краях большегрузные трейлеры — «МАЗы», «МАНы», «мерседесы» да «вольво». В Волчанку они везли, смешно сказать, самый обыкновенный мусор, собранный и отсортированный в больших городах, а из Волчанки — сладкую газировку, разлитую в бутылки, произведенные из этого мусора.