— Аля, познакомься, это Ника, — пробормотала я. — Моя подруга ещё со школьных лет. Ника, это… Альбина Несторовна.

— Ну, зачем так официально, — усмехнулась Альбина. — Можно просто Альбина.

— Здравствуйте, — пробормотала Ника.

Не ожидая ни от кого помощи, я нагнулась за ботинками. Сцепив зубы, я подтащила их к себе, всунула в них ноги и, прислонившись к дверце шкафа, поочерёдно приподняла каждую ногу и застегнула ботинки. Я не издала ни стона, но Альбина спросила с участием:

— Больно, солнышко?

— Ничего, — прокряхтела я.

Ника молча оделась. У неё был странный взгляд, какой-то незнакомый, стеклянный. Я открыла дверь, и мы вышли на площадку: сначала я, потом Альбина, а последней — Ника.

— Ника, ты иди вперёд, а то мы будем медленно спускаться, — сказала я, запирая двери на ключ.

Спуск по лестнице был сущим адом. Ласково и сочувственно обнимая меня за талию, Альбина проговорила:

— Бедный мой малыш… Ничего, сейчас приедем к доктору — и сразу станет лучше.

— Я в этом что-то не очень уверена, — простонала я.

— Вот увидишь, — убеждённо кивнула Альбина. — Я знаю, что говорю.

Мы вышли на крыльцо. Опередившая нас Ника ещё не ушла, но уже направлялась на тропинку, ведущую от крыльца к дороге. Дождавшись, когда мы с Альбиной спустимся с крыльца, она сказала мне:

— Ладно, я пойду… Пока.

И она пошла по тропинке в пожухлой траве, усыпанной опавшими листьями. Я провожала взглядом её одинокую фигуру в серой куртке, и на душе у меня становилось ещё тоскливее. А Рюрик тем временем уже вышел и открыл заднюю дверцу машины:

— Садитесь, Альбина Несторовна.

Не знаю, куда мы ехали: я не следила за дорогой. Всё моё нутро болезненно содрогалось и переворачивалось, мне было тошно и тоскливо. В пояснице как будто застряли острые осколки стекла; сидеть было возможно только с неестественно прямой спиной, любое сгибание позвоночника вызывало боль, а если колесо машины попадало на кочку или в выбоину, осколки жестоко впивались ещё глубже. Пару раз у меня всё-таки вырвался стон.

— Рюрик, постарайся как-нибудь выбирать дорогу поровнее, — сказала Альбина.

— Я что, виноват, что у нас дороги такие? — проворчал он в ответ. — Тут кругом колдобины, что я могу сделать?

— Объезжай их как-нибудь, — сказала Альбина раздражённо. — Ты не видишь — ей больно?

И в этот момент как раз колесо опять попало в одно из многочисленных «украшений» наших городских улиц. Машина качнулась вроде бы мягко, но это движение отозвалось во мне такой резкой болью, что я вскрикнула.

— Рюрик, ты это нарочно? — рассердилась Альбина.

— Да, Альбина Несторовна, конечно, — хмыкнул Рюрик. — Специально.

— Как ты разговариваешь? — сказала Альбина негромко и строго.

Помолчав секунды две, Рюрик нехотя ответил «по уставу»:

— Извините, Альбина Несторовна… Постараюсь вести аккуратнее.

— И вовсе не обязательно гнать во весь опор, — добавила Альбина, смягчаясь.

Не могу сказать, что после этого поездка стала для меня заметно безболезненнее, но я старалась сдерживать стон, чтобы не навлекать на Рюрика гнев Альбины. Я пыталась переключить свои мысли с неприятных переживаний (поясница, взгляд Ники и её одинокая фигура на тропинке) на далёкие, не относящиеся к этому предметы. В частности, я думала о Рюрике, о его ненормированном рабочем дне, гадала, сколько он получает за свою работу, есть ли у него семья и свободное время.