Меча?

Что за вздор. Бред…

— Вы бы ещё на пятом этаже разместились, Андрей Фёдорович, — сказала Альбина. — К вам пациенты вообще бы не добирались.

— Ай-ай-ай, — проговорил Андрей Фёдорович с живейшим сочувствием. — Мне страшно жаль… Прошу вас, раздевайтесь, пожалуйста. Да, я подумываю о том, чтобы перебраться в другое место, на первый этаж. Увы, в этом здании это невозможно, для этого придётся менять адрес вообще.

Он принял плащ у Альбины и повесил на вешалку, так же поступил с моей курткой. Взяв Альбину под руку, он подвёл её к стулу, стоявшему перед его столом.

— Присаживайтесь, Аля, вот стульчик.

Альбина уже хотела сесть, но заколебалась:

— Настенька, лучше ты садись… А я, ничего, постою.

— Всё в порядке, места хватит, — успокоил Андрей Фёдорович. — Присаживайтесь… А Настенька пойдёт вон туда, на кушетку. Там мы её и посмотрим, да?

Альбина села на стул, а я — на кушетку.

— Ну, что нас беспокоит? — спросил Андрей Фёдорович.

— Поясница, — ответила я, прикладывая руку к очагу мучений. — В основном вот здесь, и отдаёт под колено и временами даже в стопу, по ходу нерва. Больно садиться и вставать, нагибаться почти невозможно. По лестнице тоже, естественно…

— Так, так, и давно мучаетесь?

— Примерно неделю… При движениях боль, а в состоянии покоя немножко ноет.

— Так, ноет… Головку нагнём. Больно в крестце?

— Да…

Доктор уложил меня на кушетку, попросил поднять ногу, потом велел повернуться на здоровый бок и стал постукивать по ягодице и бедру. Потом он заставил меня сделать ещё несколько движений лёжа, сидя и стоя, при этом всё время спрашивал, чувствую ли я боль.

— Физически перенапрягались в последнее время? Поднимали тяжести, замерзали?

Я подумала.

— Летом я много работала на даче. Бегала по всему участку с лейкой, в особенно жаркий день, бывало, по целой бочке вычерпывала. Литров двести.

— Леечка тяжёлая?

— Да вроде, казалось, не очень… Десять литров. У меня даже ничего не болело после этого. Ну, мышцы немножко… Но, строго говоря, я думаю, нагрузка на позвоночник была порядочная. Насчёт охлаждения — не знаю, не припомню. Может, и замерзала, но не заметила. Да, кстати, перед тем как у меня это началось, был небольшой насморк — так, лёгкая простуда, температура даже очень высоко не поднималась. Тридцать семь — тридцать семь и три… Не выше.

— Так, понятно… — Доктор помолчал, улыбнулся, спросил: — Что же вы с леечкой-то сами бегали? А мужчины что же, отлынивали?

Я вздохнула.

— Всё понятно, — проговорил доктор. — И всё-таки нельзя всё взваливать на хрупкие женские плечи, это не по-мужски, я считаю. Наверно, и лопаткой махали?

— Случалось, — вздохнула я опять. — Но я бы не сказала, что я так уж сильно напрягалась при этом. Грядок весной, слава Богу, не копала, но сорняки выкапывать приходилось в течение всего лета. Знаете, какие у нас в малине одуванчики вымахивали? Монстры! Стебель полуметровый, а корень — сантиметров сорок вглубь. Такие без лопаты не одолеть.

— Дача — это замечательно, — сказал доктор, прощупывая сильными пальцами мои позвонки. — Природа, свежий воздух… Только всего должно быть в меру, иначе это будет не радость, а горе.