Альбина опустилась на пол рядом со мной, и некоторое время молчала, вслушиваясь в журчание воды. Её рот раздражённо скривился, и она, нащупав кран, закрыла его, а потом стиснула мою холодную руку и крепко поцеловала.

Ещё минуту, длинную, как вечность, мы сидели в ванной и слушали ледяную кафельную тишину. Альбина устало провела рукой по голове, приминая короткий ёжик волос.

— Утёночек мой родной… Верь мне. С Андреем Фёдоровичем у меня ничего нет и никогда не было. Но я его очень люблю…

Это слово — «люблю» — отозвалось во мне пульсирующей судорогой боли.

— Да, люблю, — повторила Альбина. — Он мой хороший друг. Шесть лет назад, когда со мной случилось это… — она дотронулась пальцами до лица, — он очень поддержал меня. Наверно, только благодаря его поддержке я не сошла с ума и не озлобилась на целый свет. Я ему очень благодарна.

В гулкой кафельной тишине послышался мой голос:

— Значит, друг?

— Да, милая, — ответила Альбина. — Лишь друг, и не более того.

Ледяное молчание царило ещё долго. Мы уже сидели на кухне, а Мадина заваривала чай. Боль превратила меня в каменную глыбу. Мыслей по-прежнему не было, они тоже окаменели. Мадина ушла, а мы остались с чашками чая, который остыл, так и не выпитый нами.

— Малыш… Сколько ты ещё будешь сводить меня с ума этим молчанием?

Альбина стояла у окна, вдыхая холодный воздух, струящийся в приоткрытую форточку. Не дождавшись ответа, она вздохнула. Подойдя ко мне, она опустилась на колени, накрыв мои руки своими.

— А он, кажется, относится к тебе не совсем как друг, — проронила я, преодолев странное оцепенение.

Альбина покачала головой.

— Нет. Между ним и мной не может быть ничего, кроме дружбы. Ты мой родной человечек, моя любимая девочка. Никто, кроме тебя, мне не нужен. Ты сделала чудо… — Альбина снова провела рукой по голове. — Вот это. Ты обладаешь какой-то целительной силой. Твои руки… Они чудотворные.

Её губы горячо щекотали мне руки, и от каждого их прикосновения на моём обледеневшем сердце оставался талый след.

— Я люблю тебя, малыш.

Её руки лежали на моих каменных коленях, а лицо приближалось ко мне, но в последний момент я отвернулась. Я не могла целоваться с ней сразу же после того, как её целовал другой человек. Её слепые губы ткнулись мне в щёку. Значит, не одна я могла решиться на поцелуй с ней, вдруг подумалось мне. Этот человек был сильнее меня. Если его руки исцелили мне спину, то они могли бы, наверно, и заставить волосы Альбины снова расти. Но тогда почему он не сделал этого?

— Аля, извини, я лучше пойду домой. Мне что-то нехорошо.

После этих слов её руки ещё минуту лежали на моих коленях. Она сказала:

— Милая, не уходи.

Я ушла. Через час я была дома, варила суп и жарила котлеты. Потом я помыла пол, пропылесосила, почистила туалет, а также вынесла мусор, отвлекая себя тупой, монотонной домашней работой от ледяной боли. Телефонный звонок пронзил мне душу стальным клинком. «Альбина». Я не стала отвечать.

Я заправила суп. Телефон пискнул: SMS-ка.

«Утёнок, я не могу без тебя. Умираю от тоски. Люблю».

Выключив на телефоне звук, я села за компьютер.

Пришёл с работы отец, поужинал супом и котлетами с гречкой. Я спросила:

— Как дела?

— Нормально, — буркнул он.

После чего включил телевизор и лёг на диван. Через сорок минут он уже спал, а я лежала на своей кровати, глядя в потолок. Монитор перешёл в энергосберегающий режим, и недоделанная статья исчезла в его тёмной глубине.

Я находилась во власти боли два дня.