– Бабушка!… Бабушка, прекрати! Перестань немедленно, оставь ее в покое. Это мое, то есть наше с ней дело.

Кэтлин пристально смотрела на бабку; она бросила вызов женщине, которая давно подавила ее волю, и вызов дался ей нелегко.

– Нет, это мое дело, Кэтлин. Или ты хочешь, чтобы рухнула твоя жизнь? Ты хочешь лишиться Майкла? Нет, ты послушай! – Старуха угрожающе подняла палец. – Перед Богом предрекаю: она приберет Майкла к рукам. Ты потеряешь мужа – любой мужчина в радиусе мили от нее не устоит. Не важно, старик он или юнец. Меня научил этому горький опыт.

Теперь Сара встала; она сделала это неторопливо, словно повинуясь медленно действующему механическому рычагу. Всю ее била дрожь. Ей хотелось кричать, но ни кричать, ни даже говорить она не могла; ее хватало только на то, чтобы стоять, схватившись обеими руками за край стола и глядя в перекошенное от ненависти лицо.

– Не верите? – Мэри перевела взгляд с Кэтлин на Майкла. – Ставлю все свое имущество, что не пройдет и нескольких недель, как вы окажетесь у нее под колпаком и перестанете распоряжаться собой.

– Прекратите эти разговоры. Перестаньте! Всему есть предел. – Майкл в замешательстве покачал головой, не отрывая глаз от пола.

– Хотите доказательств? Я вам их предоставлю. – Старуха метнулась к окну и отогнула занавеску.

– Не надо, бабушка! – крикнула Кэтлин. – Не вмешивайте в это тетю Мэй. Пожалуйста!

Она попыталась задернуть занавеску, но старуха оттолкнула ее.

– Лучше пускай вмешается Мэй, чем довести дело до крушения семьи. Не мешай мне. Пусть Мэй все скажет. Эта женщина отняла у Мэй мужа, моего сына, всего через несколько недель после того, как стала женой другого моего сына. Она никого не пропускает… Главное, чтобы в штанах.

Много лет назад Сара подумала бы, услыхав подобные речи: «Она выражается, как грубиянка с трущобного края Улиц». Теперь же у нее на уме было одно: «Мне надо уйти… Уйду… Я этого не вынесу. Если я не уйду, случится беда. Господи!»

Сара затравленно покосилась на диван, на котором лежали ее шляпа, пальто и сумка, но в следующее мгновение ее внимание опять привлек голос свекрови. Та, сверля глазами Кэтлин, внушала ей:

– Она лишила моего сына, моего Дэвида, отцовства. Я уже рассказывала тебе, что она натворила, но ты не поверила мне до конца. Что ж, пускай Мэй расскажет тебе всю правду. Пусть Мэй…

– Молчи! Молчи, злобное создание!

Все взгляды устремились на Сару. Теперь это была совсем другая Сара – не та, которую помнила Мэри, не та, которую помнила Кэтлин как свою маму, и тем более не та, которая несколько минут назад робко сидела на краешке стула. Сейчас эта высокая, бледная, большеглазая женщина возвышалась над ними с монаршей горделивостью; она приготовилась дать отпор, при этом вовсе не став агрессивной, и это больше всего заставило остальных замереть. Она не меньше минуты молча смотрела на свекровь и лишь потом заговорила.

Изменился даже ее голос – тон стал уверенным, слова произносились отрывисто, однако она не повышала голоса.

– Я не собираюсь тебе уступать. Нет, теперь ты поплатишься. С первого дня нашей встречи ты меня возненавидела. Ты стреляла желчью и ядом вот в эту стену, пока кирпичи не пропитались твоей ненавистью. Ты ненавидела меня, потому что Дэвид меня любил. Тебе была невыносима сама мысль, что я могу дать ему счастье. Я! – Она указала на себя. – Ничтожество из трущоб. Ведь именно так ты обо мне думала, да? Тебя переворачивало от мысли, что я оживила твоего любимого сына, как и оттого, что все мужчины твоей семьи находили в моей кухне убежище от твоего злобного ворчания.