Но при мысли о его матери она встряхнулась. Она не сможет смотреть в глаза его матери; отцу и дяде еще куда ни шло, но не матери… Почти ни на что не надеясь, она пролепетала:
– Твоя мать… Все бесполезно – я не смогу перед ней появиться.
– Мама?! – Он скорчил потешную гримасу. – Она как раз все понимает лучше других. Послушай, Сара! – Он схватил ее за плечи. – Мама хочет, чтобы я на тебе женился. У нее есть на то свои причины, о которых я пока не стану тебе говорить, но она хочет именно этого, несмотря на твоего папашу.
– Он мне не отец, а отчим. – Это было единственное, чем она еще могла гордиться, – отсутствие родства между ней и Патом Бредли.
– Отчим? Очень рад, что это так. В общем, несмотря на него и его давешнюю ругань… Хотя я не отказываюсь от своих слов: он появился и исчез спокойно. В общем, так или иначе для нее желательно, чтобы я на тебе женился. Если хочешь знать, мне кажется, ты пришлась ей по душе. Ей мало кто нравится. Таких людей, как она, называют замкнутыми, скрытными, трудными, но она очень хорошая мать, к тому же ты ей понравилась. Я очень хорошо ее знаю – лучше, чем родного брата, чем отца, и могу отвечать за свои слова. – Он снял руки с ее плеч и прижал ладони к ее щекам, приподняв ей голову. – Ты помнишь, что сегодня мы едем в Ньюкасл? Так вот, поездка отменяется. Вместо этого я веду тебя к себе домой. Я сказал матери, что приведу тебя, и она ждет. Когда ты закончишь, я приеду за тобой, и мы отправимся к нам.
– О Дэвид, Дэвид!
Она упала ему на грудь и так разрыдалась, что ее дрожь передалась ему. Снова ему пришлось вытирать платком ее лицо: вокруг глаз, у носа, вокруг губ. Он не отрывал взгляда от ее губ, словно в них было что-то завораживающее. Потом его ладони зажали ей уши. Он притянул Сару к себе. Ее шляпка покатилась по траве. Они слились в поцелуе.
Никого не стесняясь, они целовались, сидя в разгар субботнего дня в приморском парке. Этого было достаточно, чтобы покрыть свои добрые имена позором. На парковой скамейке можно проливать слезы, но не целоваться. Эта мысль посетила ее на мгновение и тут же растаяла. Ерунда! Ничто в целом мире не значило сейчас ровно ничего, кроме него, Дэвида, – мужчины, сделавшего ее своей избранницей.
4
Дверь открыла его мать.
– Вот и вы, – молвила она со слабой улыбкой.
Дэвид пропустил Сару вперед и сказал:
– Дай мне твое пальто.
Мать открыла дверь гостиной, заглянула туда и обернулась к Саре.
– У нас горит камин. По вечерам бывает холодно, особенно в дождь.
– Мы заставили тебя ждать? – спросил Дэвид, поправляя галстук.
– Нет-нет. Все, кроме чая, уже готово. Входите. – Она слегка прикоснулась к руке Сары, прежде чем та переступила порог комнаты. – У нас с вами еще будет время поговорить.
Сказав это, мать поспешила прочь и скрылась за одной из дверей, из-за которой раздались голоса и детский крик. Сара замерла, глядя ей вслед. Она чувствовала волнение, хотя, возможно, отложенной беседе следовало радоваться. Впрочем, трудного разговора было не избежать, и это ее тревожило.
– Ты как загипнотизированная, – сказал Дэвид, усаживая ее на диван.
– Мне бы только пережить этот вечер – и я проживу сто лет.
Это была ее первая попытка пошутить, и он благодарно обнял ее. Объятия продолжались не более секунды, после чего он выпустил ее, прошептав:
– Через минуту все будут в сборе.
Полагая, видимо, что лучшая оборона – это наступление, он предложил:
– Может быть, лучше не медлить, а сразу идти в гостиную?
– Нет-нет, – поспешно возразила она, – дай сперва перевести дух. |