— Яснее изъясняйся, поганка такая, — недобро прищурился мой собеседник. — О чем речь?

— О слезе Рода, — не стал скрывать я, останавливаясь ровно напротив него. — Ты же ее ищешь? Козни строишь, интриги плетешь, жену мою бывшую на меня же натравил. Да как! Советы ей какие давал! Мол, надо поскорее Чарушина на тот свет спровадить, чтобы под ногами не болтался. Яд презентовал для верности — хороший, надежный. Не вышло, правда, ничего, но было же?

Про яд — чистая импровизация. Просто запомнились мне слова Майи, которые она в запале кричала, промелькнуло там что-то на эту тему. Я так и не понял, кого она вместо меня на тот свет отправила, но подобные методы точно не из ее арсенала. Пуля, нож, удавка — да. Но яд? Зато Матвей по этой части знатный мастер, не одного человека из тех, что ему дорогу перешли, уморил. И даже особо это не скрывает.

— Да не сильно она и сопротивлялась, — пакостно осклабился колдун. — Только что в ладоши не хлопала, так ты ей остобрындел. Думал, даже денег у меня не попросит, за так билет в небеса тебе выпишет. Вот только толку чуть, все, дурища, перепутала, впустую хорошее зелье извела. Тьфу! А потом вовсе запропала. Ни слуху ни духу.

— Жива она, — поведал я ему, — но в Москву вернется вряд ли. А если и появится, то не такая, какой уезжала. Да и не столь это важно. Повторюсь — все, Матвей. Не видать тебе слезы как своих ушей, вильнула она, как золотая рыбка, да и ушла в синее море.

Ничего не ответил мне на это колдун, только оскалился недобро.

— Хотя… — Я притворно-задумчиво погладил подбородок, отметив его колючесть. Расслабился, бриться перестал, непорядок. — Неправ я насчет «не видать». Вот она. Смотри.

Достал из кармана мешочек, в который, не желая светить футляр редкой работы перед глазастыми и много чего знающими зрителями, переложил артефакт, извлек из него слезу, положил ее на ладонь и поднял повыше. Та сверкнула под лучом солнца и вроде даже как светиться начала.

— А? — выдохнул Верховин, впервые на моей памяти растерявшись. Оно и понятно — столько сил вгрохано, столько планов построено, а все никак не давался в руки заветный артефакт. И тут — на тебе, какой-то мальчишка-наемник, которого звать никак, тебе его под нос сует. — Э?

Собственно, этого мига я ждал, и упускать его было никак нельзя.

— У! — улыбнулся я, схватил его свободной рукой за плечо и дернул к себе, а второй впечатал слезу ему в грудь. — Твоя сила — его!

Матвей заорал в голос, судорожно дернулся, пытаясь освободиться, но было поздно. Я ощутил пульсирующее тепло в ладони, которая держала слезу, а после через меня словно ток пропустили, пусть и не самой большой разрядности. Верховину же приходилось куда как хуже, его трясло, словно на «американских горках», а лицо кривилось так, словно он невероятно кислый лимон разжевал. Мгновением позже глаза его словно мутная пелена заполнила, из горла вырвался мученический стон, он еще раз дернулся, особенно сильно, чуть не вырвавшись, а следом за тем я понял — держу труп. Жизнь покинула старого колдуна. Совсем.

В тот же миг я отдернул руку, в которой находилась слеза, и отпустил Верховина, мигом мешком осевшего на землю.

— Вроде готов, — хладнокровно констатировал Акимыч. — Илья, проверь.

Один из его соратников наклонился над телом, я же первым делом глянул на артефакт.

Получилось! Ф-фу. Если честно — переживал, но в результате все вышло как надо.

Дело в том, что очень мне не хотелось господину Шлюндту отдавать слезу в первоначальном виде, наполненную энергией.