Вот только я бы его у этой бабули ни за какие коврижки не рискнул отжимать. Не знаю, кто она такая, но поставить себе на службу подобный предмет мало кто способен. Его же нужно себе подчинить, что ох как непросто! Здесь требуются железная воля и фундаментальные знания, в противном случае ты навсегда останешься в зазеркалье. И не стоит рассчитывать встретить там Траляля и Труляля, это все сказки. Там вечная пустота и бессмертие, которое даром не нужно.

Хозяйка дома запалила свечи в подсвечниках, а после еще три, которые расставила в центре круга так, что получилась эдакая «галочка», смотрящая на стену, противоположную зеркалу.

Сначала не происходило ничего, разве что огни в зеркале красиво отражались. А вот минут через пять-семь я приметил, что там, в амальгамной глубине, словно еще один огонек появился, которого раньше не наблюдалось. И чем дальше, тем ярче он становился, при этом колыхаясь, словно в такт чьим-то шагам.

Хотя — почему чьим-то? Знаю я, кто со свечой в руке по зазеркалью идет. Другой вопрос, что я окончательно перестал понимать, кто же такой мой наниматель. Из тех, кого я знаю, никто не решится на путешествие по зеркальной дороге. Ну, разве что Павла Никитична из отдела, да и то, потому что она на всю голову отбитая. Да и не под силу такое почти никому!

— Добрый вечер, — приветливо произнес Карл Августович, выбираясь из зеркала. — Прасковья, друг мой, закрой двери.

— Какой я тебе друг, хрен ты древний? — проворчала бабка, снова накидывая черную ткань на зеркало. — Друг… Принес, что ли?

— «Что ли», — передразнил ее Шлюндт, а после вручил небольшой холщовый пузатый мешочек. — На, держи. Как обещано.

— Славно, славно. — Старуха развязала подарок, сунула внутрь нос, громко чихнула и направилась к выходу. — Не обманул. Как понадоблюсь — зовите!

— Далеко не уходи, — попросил ее Карл Августович. — У нас давно все обговорено, потому тянуть не станем, скоро пойдем.

Я дождался, пока Прасковья, что-то ворча, покинет подвал, а после достал футляр со слезой.

— Сварливая особа, но крайне полезная, — глянув вслед старухе, сообщил мне заказчик, после потер руки и поинтересовался у меня: — Ну, чего ждешь? Давай, давай! Мне уже неймется получить вещицу, вокруг которой кипели такие страсти!

— Берите. С тем и встретились.

Карл Августович раскрыл футляр, двумя пальцами взял слезу и поднес к правому глазу.

— Та-а-ак, — мгновением позже произнес он. — Максим, а Максим!

— Внимательно, — охотно отозвался я.

— Ты мне что принес?

— Что заказывали. Да-да, силы осталось не сильно много, это я и сам уже понял. Но ко мне тут какие претензии могут быть? Ее жрецы Куль-Отыра юзали в горах, после она у Аркашки находилась, который, может, с ее помощью излечиться пытался. Кто его знает? А мне она уже такой досталась, и другой ее сделать не получится.

Что выплывет правда про Верховина, я не опасался совершенно, колдуны первые молчать станут, им огласка хуже смерти. Ну а больше слезу в Москве никто не видел. Из живых, имеется в виду.

— И вправду, какие претензии? — задумчиво произнес Шлюндт. — Ладно, что есть — то и есть.

— Вот еще, — я достал из кармана связку ключей, — вы их мне дали в Черногории. Не пригодилась квартира, но вернуть-то надо?

Не знаю почему, но даже тогда, когда меня, как волка, гоняли по Москве, на Остоженку я не сунулся. Не хотелось мне в его квартире жить по какой-то причине.

— Сам почти забыл. — Карл Августович засунул связку в карман. — Молодец, что напомнил.

— На том стоим. — Я потер ладони. — Итак, с моей стороны работа выполнена полностью?

— Подтверждаю, — чуть наклонил голову антиквар.