Университет всегда воспринимался чем-то отдельным от остального Джанн. В летние дни, когда над улицами поднималось жаркое марево, он казался чем-то вроде опостылевшей, давно выросшей внучки; зимой — паразитом, тянущим соки из городской экономики. И вот теперь в его северном куполе возникло официальное посольство пришельцев из космоса. Там, в узких коридорах с крошечными окнами, было больше Анприн, чем во всем остальном мире, вместе взятом.
«Они не чужие нам, — подумал Серейджен. — Есть только Клейд. Мы все — одна семья. Кьятай настаивал на этом».
С тех пор как уносящий его корабль скрылся за горизонтом, они так и не созванивались, полностью выпав из жизней друг друга. Впрочем, Серейджен порой слышал имя Кьятая в выпусках новостей и интервью, публикуемых на радио. Тот разработал мрачную и параноидальную конспирологическую теорию, касавшуюся присутствия Анприн. Честно говоря, сам Серейджен, сидя в своем кабинете, вознесшемся над ледяными улицами Джанн, был настолько погружен в абстрактные размышления о физической природе математики, что как-то даже совсем упустил из виду, каким образом и когда миграция пришельцев превратилась в Присутствие. Что ж, Одинокие часто оказываются одержимы какой-то одной, узкой областью интересов. И теперь улицы прислушивались к словам Кьятая и воплощали их в жизнь. Великая Зима всегда была мрачным, пробуждающим пустые страхи сезоном.
«Вот как надо все это воспринимать, — подумал Серейджен, — не бывает чужаков после того, как с ними переспишь».
Грохот вертолетных лопастей сотряс стены колледжа Теоретической Физики и удалился в сторону Центрального канала. В теплой, залитой тусклым светом аудитории воцарилась обнадеживающая тишина.
— Полагаю, теперь можно идти, — наконец произнес Серейджен.
Мороз, стоявший на улице, проникал сквозь многослойный ватник. Мужчина застегнул капюшон до самого подбородка, но вокруг губ продолжала стремительно образовываться ледяная корка замерзающего дыхания. Сериантеп же легко перепрыгивала через обломки кирпичей и битые бутылки, одетая в одну только тунику и обтягивающие штаны, как обычно и ходила по коридорам университета. Нанонити полностью контролировали состояние ее тела, в том числе и внутреннюю температуру.
— Тебе стоило что-нибудь накинуть, — произнес Серейджен. — Выглядишь слишком очевидно.
Они шли мимо разграбленных кафетериев и запертых магазинов, расположенных в высоких кирпичных зданиях студенческого квартала. Над перевернутым трамваем на Тундей-авеню вскидывались неровные языки пламени, и горечь дыма мешалась с удивительным ароматом гидрокарбонатного смога, выдыхаемого электростанциями Джанн. Деревья, высаженные вдоль центра авеню, свернулись в тугие комки и были погружены в сны о летних днях. Каблуки сапог звонко цокали по дорожной плитке.
В узком проулке, разделившем два многоквартирных дома, мелькнула тень. Серейджен насторожился, и его сердце нервно забилось. Человек в проходе откинул капюшон и посмотрел на него — Обредаджай с факультета Практической Физики.
— Удачно добраться до дома.
— Да. И вам того же.
Старшие академики обладали квартирами в самой Консерватории и были надежно защищены ее стенами; большинство же научного персонала предпочтет задержаться на работе до самого утра. Они будут попивать чай и слушать новости. Те же, кто оказывался сейчас на улице, имели к тому свои основания. До Серейджена доходили слухи, что Обредаджай страстно влюбился в какую-то новую подругу.
«Вот так мы и подвергаемся опасностям ради любви».
На пересечении Тундей-авеню и набережной Яскарая путь преградил полицейский робот, выскользнувший из непроглядной темноты под мостом генерала Гаториса. Шипя всеми поршнями своего трехметрового тела, машина приблизилась, и зеленый луч заскользил по сетчатке глаза Серейджена. |