Вино было откупорено и разлито. Бисквиты, которые по старинной привычке вручную испек Ханней — в одном из своих Аспектов он был шеф-поваром, — разошлись по рукам и стремительно поглощались. Сладкое и легкое пряное вино мешалось на языке Торбена с солоноватыми брызгами очередного выкачанного пришельцами океана.

Существовали негласные правила посещения Водопадов. Никакой работы. Никакого теоретизирования. Никакого интима. Пятерых ученых как раз хватало для возникновения почти семейных отношений, и в то же время их было достаточно мало, чтобы образовать замкнутый коллектив. В основном их разговоры обращались к покинутому дому, к оставленным любимым, рождению детей, семейным успехам и неудачам, слухам, политике и спорту.

— Ах, да. Вот. — Етгер подбросил перед собой письмо, и оно медленно закружило в воздухе. Обитатели Гостевого Дома получали послания с родины на тонких, как волос, листках, отслаивавшихся от стен их комнат точно какая-нибудь перхоть. Способ доставки был даже в некотором роде красив, но неаккуратен: интимные письма порой приходили нежданно и, подхваченные порывом сквозняка, летели по коридорам гнезда. Нет ничего более неприятного, чем случайно заглянуть в чужую жизнь.

Торбен поймал и развернул шелестящий свиток. Пробежавшись по нему взглядом, он моргнул и перечитал еще раз. Затем он сложил его в восемь раз и сунул в нагрудный карман.

— Дурные вести? — Для столь мощного мужчины Етгер был на редкость чувствительной особой.

Торбен тяжело сглотнул.

— Да нет, ничего особенного.

Затем его внимание привлек взгляд Бележ. И Торбен, и все остальные проследили за ним. Водопады иссякали. С каждой секундой поток истончался все сильнее, превратившись вначале в спокойную реку, а потом и в тонкий ручеек. Грохот стихал. Со всех ветвей в воздух взмывали стаи Анприн, неотрывно следящих за умирающим водопадом. Потом жерло лифта обнажилось, и с него только изредка срывались титанические капли, отправлявшиеся в медленный полет к поверхности сферического моря. Воцарилась пугающая тишина. А затем деревья словно взорвались, когда во все стороны помчались силуэты Анприн, неистово набирая скорость, сбиваясь в тучи.

Сознание Торбена заполнилось вычислениями и образами. Заправка колонии явно еще не завершилась; этот процесс должен был занять еще несколько недель. Предполагалось, что океан поднимется почти до самого верха, и города-сталактиты превратятся в некое подобие выпирающих над его поверхностью рифов. Страх овладел Торбеном, и тот ощутил, как Фейаннен силится подняться наверх и перехватить контроль над телом. «Нет, дружок, тебе придется потерпеть», — сказал сам себе Торбен и, посмотрев на остальных ученых, понял, что и те пришли к похожим выводам.

Они устремились обратно к своему временному обиталищу, стремительно сокращая километры и прорываясь сквозь летучие легионы Анприн. По всему Гостевому Дому со стен отшелушивались трепещущие, подхватываемые сквозняками листки. Торбен подхватил один из них и, наплевав на этикет, прочел:

Саджей, ты в порядке? Что там у вас происходит? Возвращайся домой, мы очень волнуемся.

С любовью, Михенж.

Неожиданно во всех помещениях гнезда раздался голос Сугунтунга, анпринского связного, озвучившего приказ — очень вежливый, но все же именно приказ — всем немедленно собраться на главной обзорной площадке и прослушать важное сообщение.