– Наша прокуратура готова пойти на любые уступки чеченам, – вздохнул полковник. – Увы, времена, когда мы тут командовали, прошли.

– Но Талипов завалил операцию, по его вине погибло более трехсот человек, неужели на него не найдется наказания? – возмущенно спросил чекист.

– Увы, нам стало известно, что в Москву первым делом пришел его рапорт. Еще до ареста Синькова он уже обвинил комбата в сговоре с бандформированиями. Таким образом, получилось, что ГРУ помогло боевикам бежать.

– А вы что?

– А мы представили свою точку зрения, но у Талипова есть показания свидетелей, а у нас собственные предположения.

– А его провал в войсковой операции?

– Это Москва списывает на издержки войны. В конечной цели нефтепроводы остались нетронутыми, он обеспечил безопасность государства.

– Кто занимается разбирательством в Москве? – взволнованно спросил Соловьев. – Советники президента?

– Ты что! – рассмеялся Липатников. – Дай бог, чтобы кто-нибудь из аппарата советников! Это же небольшое дело. Что такое триста человек для миллионной России. Тем более что общественность ничего не знает.

– И вы что, собираетесь сидеть, сложа руки? – Соловьев говорил на повышенных тонах, активно жестикулируя руками.

– Вы у меня перед носом клешнями не махайте, – пробасил Липатников. – По своей линии мы делаем все, что можем, но мы не следственные органы. У нас нет тюрем и оперативников. Мы военная разведка. У нас нет права вести допросы и собирать показания. Только дилетанты считают, что ГРУ и ФСБ – это одно и то же. От вас я вообще никаких претензий не принимаю.

– Хорошо, – вставая из-за стола, произнес Соловьев. – Надеюсь, на суде вы хотя бы выступите в защиту своего подчиненного.

– Выступлю, – негромко согласился Липатников и уже вполголоса добавил: – А потом отправлюсь следом.

Соловьев вышел из здания во взвинченном состоянии. Будучи мелким опером управления ФСБ, он так до конца и не понял, что былая мощная всесильная организация, Главное разведуправление, сегодня напоминало беззубого львенка, жалко пытающегося изобразить что-то отдаленно похожее на охоту. Впрочем, и сама Россия, выпрашивая арестованные суда у стран третьего мира, выводя отовсюду свои военные базы, не способная защитить не только дружественные народы, но и саму себя от бесконечных терактов и криминала, представляла собой нечто подобное.

Вернувшись к вечеру в дом, где он остановился, майор застал на кухне вернувшегося Михайлова, жарившего на сковороде яичницу со шкварками.

– Ты вроде не хохол, – улыбнулся Соловьев, – а сало любишь.

– Ты знаешь, как жена ушла, вот так уже месяц питаюсь, – ответил тот, доставая из холодильника холодное пиво.

– А чего ушла? – спросил Соловьев, присаживаясь за стол.

– А, – махнул рукой опер, – банальная история мента-трудоголика и молодой девицы...

– Которая не захотела делить с тобой все тяготы службы, – закончил предложение Соловьев.

– Вот именно, – заключил Михайлов, подавая тарелки.

– Ну а что интересного мне скажет трудоголик? – спросил Соловьев.

– Скажет, что завтра отправляется в командировку в столицу нашей Родины.

– Да ты что? – удивился майор.

– Документы, которые я повезу, нужно передать нарочным.

– И как будешь добираться?

– Сначала на поезде, потом авиарейсом. Дня за два обернусь.

– А что по моему делу? – поинтересовался Соловьев.

– Пока немного, но кое-что есть, – улыбнулся опер.

– Ну не томи, вижу же по глазам, что накопал что-то, – спросил чекист, взяв друга за руку.