Родион. А новости? Как же мы будем узнавать новости?

Аслан (примирительно). Послушайте, ну зачем вам эти новости? От них только одно расстройство. Считайте, что это терапия. Мы перед решающим испытанием приводим вашу психику в порядок. Ужин через полчаса. Да, кстати, медицинское обследование завтра в девять ноль-ноль натощак. Потом сразу в столовую.

Викентий. Медицинское обследование?

Аслан. Простая формальность. Все-все, мальчики, располагаемся. А я побежал. Мне нужно еще устроить наших девочек. (Уходит.)

Алик. Ну, наконец-то (сразу идет к дальней койке, ложится, натягивает на себя одеяло). Хорошо-то как.

Леонид Сергеевич (ни к кому конкретно не обращаясь). А я служил в армии. Я и сейчас по тому, кто как стелет постель, могу сказать, служил человек или нет.

Родион (не слушая). Зачем медицинское обследование?

Леонид Сергеевич. Если кому-то вдруг станет плохо, то им же отвечать. (Садится на койку.) Как-то рановато сразу на боковую…

Костя. Ну вот да. Дома как, зашел в телегу буквально на минуточку, смотришь, а уже два часа ночи. Хотя вообще соцсети зло, конечно.

Леонид Сергеевич. Куда зашел?

Костя. Ну, в телегу же. Вы, наверное, в «Одноклассниках» сидите.

Леонид Сергеевич (с достоинством). Не увлекаюсь. Интеллигентный человек всегда найдет, чем себя занять. Люди вон в тюрьмах романы писали. Сервантес, Чернышевский…

Костя. Мэлори, Дефо…

Родион. Как, и Дефо сидел?

Костя. Дефо был шпион. И перебежчик. Из чего можно сделать вывод, что, если ты написал «Робинзона Крузо», люди простят тебе любую подлость. А который час? А то телефон отобрали…

Алексей (глядя в пространство). Без десяти девять.

Викентий. Откуда вы знаете?

Алексей. У всех есть внутренние часы. Остается их только развить. Я свои развил. И внутренний компас, кстати, есть. Вообще в человеческом организме много скрытых возможностей.

Все замолкают.

Леонид Сергеевич. Милиционер родился, ха-ха…

Викентий. Не понимаю, почему им понадобилось изолировать нас от внешнего мира.

Костя. Чтобы мы не могли в поисковиках шариться. Или накрутить голоса.

Леонид Сергеевич. Не понимаю, как можно накрутить голоса.

Алексей. Вы вообще где живете?

Родион. И все-таки, почему тут нет телевизора? Везде есть телевизор. Даже в тюрьме.

Костя. А я думал, там только радио.

Леонид Сергеевич. Не знаю, не бывал.

Алик (не понимая головы от койки). В тюрьме есть телевизор. Но он показывает только первый канал.

Все вновь замолкают.

Леонид Сергеевич. Ну ладно, телевизора нет. А шахматы есть? Ну хотя бы шашки? Домино? Хотя бы какие-то настольные игры? Кто хочет составить мне компанию?

Костя. Полагаю, у нас с вами разные настольные игры.

Леонид Сергеевич. Вы намекаете, что я немолод.

Костя. Почему же намекаю.

Леонид Сергеевич. Это вы напрасно. Мы тут все равны.

Костя. А вы правда стихи пишете?

Леонид Сергеевич. Пишу. Только их печатать не хотят. Везде своя мафия. Еще пародии пишу. На известных поэтов.

Костя. Мне кажется, институт пародий сейчас потерял свою актуальность. Пародия — это доведение поэтических приемов автора до абсурда. А современная поэзия работает как раз на деконструкции приема. Или на его гиперболизации.

Леонид Сергеевич. Чего?

Костя. Ну вот попробуйте, например, написать пародию на Воденникова…

Леонид Сергеевич. Кого?

Костя пожимает плечами и замолкает. Вновь воцаряется тишина.

Так что, никто не играет в шахматы? А этот… Алик? Алик!

Алексей. Он спит.