— Почему?

— Тогда я думал, что оказываю матери услугу. Понимаешь, одним ртом меньше. Но на самом деле я собирался найти своего старика и сказать ему все, что о нем думал. Я был наивным подростком, который верил, что сможет покорить мир. — Он усмехнулся. — Черт, девяносто процентов тинейджеров, с которыми мне приходилось встречаться по роду своей деятельности, считают так же. Должно быть, дело в мужских гормонах. Меньше чем за два года я исколесил почти всю Америку. А нашел своего папашу в Оклахоме.

— Неужели он никогда не пытался связаться с вами? — У Виктории в голове не укладывалось, как родной отец мог бросить своих детей. Ее родители были такими заботливыми, всегда любили ее.

Ноа фыркнул.

— Он ни разу даже строчки нам не написал.

— И что же произошло, когда ты встретился с ним?

— Ничего. — Ноа отвернулся. — И я думаю, что это и есть самое ужасное. Мой отец повел себя так, словно с нашей последней встречи прошло два дня, а не два года. Когда я намекнул, что, возможно, останусь с ним, он наотрез отказал мне. Протянул десять долларов и отправил восвояси. Выполнил свой отцовский долг за все эти годы. — Ноа снова фыркнул.

Виктория облокотилась на подушки. Сочувствие к маленькому мальчику переполняло ее сердце.

— Неужели он мог так поступить с родным сыном?

— Поверь мне, в этом мире много таких людей.

— О Ноа, это очень грустно.

— Такова жизнь многих детей. — В его голосе звучала горечь. И не удивительно, ведь ему приходилось часто встречать детей, которым довелось пережить то же, что и ему самому.

— И с Джастином случилось то же самое?

— Нет. И это самое страшное. — Он провел рукой по волосам, взъерошивая каштановые кудри. — У него было нормальное детство. Он получал все, что хотел. Если Роберту нужно было уехать в командировку, он всегда находил для Джастина человека, который мог позаботиться о нем. Но, несмотря на то, что мы с Робертом берегли парня как зеницу ока, он свернул с правильного пути. Я не смог уберечь его от этого.

Виктория вдруг поняла, что человек, который сидел перед ней, гораздо сложнее, чем она предполагала. Она положила ладонь на его руку.

— Но ведь и ты прошел через то же самое.

— Да. Я знаю, как тяжело порой бывает на улицах. Я спал в ящиках, на ступенях, в подвалах. Брался за работу, которую ненавидел, ел еду, которую люди выбрасывали, рылся в мусорных корзинах, когда у меня не было ни денег, ни работы.

Виктория приподнялась и обняла Ноа, прижав голову к его груди, слыша ровные удары сердца. Сердца, которое было разбито.

— О Ноа, мне так жаль.

— Да, это было ужасно. Но знаешь, мой опыт помог мне научиться работать с такими детьми, каким был я. Оказывать им помощь.

— Не сомневаюсь, у тебя это здорово получается.

Ноа покачал головой.

— Нет, ты ошибаешься. Ведь мне не удалось спасти собственную семью. — Его взгляд устремился к окну, в мрачную сырую темноту. Снова шел дождь. Виктория молча сжала его руку. Впервые за долгое время Ноа почувствовал, что он не одинок в своем горе, что на свете есть человек, способный разделить с ним его ношу. Казалось, в тишине связь между ними только усилилась, перерастая от простого влечения во что-то более глубокое.

Что-то очень похожее на любовь. Она всегда боялась этого чувства. Но сейчас ею владел отнюдь не страх.