Довольно пискнул сканер. Получив код, медики оставили меня в покое. Обработка закончена.
Какое‑то время я лежал на прежнем месте, оглушенный действием инъекции, забывшись и почти не чувствуя боли. Замер, как хорошо вышколенный дворецкий, продолжающий держать чужие шляпу и пальто. То есть тело. Внутри еще теплилась надежда: возможно ли спасти то, в котором я сейчас нахожусь? Или опять «перешиваться»?
Зная, что запас и без того небольших емкостей с материалом для клонирования нужного начальству контингента «Клин» сильно ограничен, я хорошо понимал: один из пяти воюющих за Кареру экс‑Посланников не может не числиться в этой элите. К сожалению, прерогатива обоюдоострая. С одной стороны, вам гарантировано самое лучшее лечение, вплоть до полной замены тела. Что несколько хуже, единственная цель лечения – возвращение в пекло при первой возможности.
Для начала стандартной, как планктон, единице пушечного мяса с поврежденным телом приходится жертвовать участком коры собственного мозга, который без особых церемоний помещают в банку, чтобы запереть в хранилище. Возможно – до окончания боевых действий. Не самый лучший выход. Несмотря на хорошую репутацию бойцов «Клина», от перешивки никто и никогда не гарантирован. Впрочем, в диком хаосе последних месяцев шаг в хранилище иногда казался желанным выходом.
– Полковник! Эй, полковник…
Не знаю, от чего я очнулся в самом деле. То ли не спал вовсе, то ли к действительности меня вернул раздавшийся рядом голос. Вяло повернув голову, я посмотрел на разговорчивого соседа.
Похоже, мы находились в том же ангаре. На соседних носилках лежал молодой человек крепкого телосложения, с копной густых вьющихся волос черного цвета. Инъекция эндорфина не лишила его лицо осмысленного выражения. На парне была форма «Клина» – такая же, как моя. Впрочем, его обмундирование не подогнали по фигуре. Мне показалось, что и прорехи не совпадали с полученными ранами. На левом виске, где должен был находиться штрих‑код, виднелся ожог от бластера.
– Вы мне?
– Да, сэр, – человек немного приподнялся, опираясь на локоть. Похоже, ему вкатили дозу значительно меньшую, чем моя. – Кажется, удалось заставить Кемпа драпануть, не так ли?
– Интересное высказывание, – заметил я. Перед глазами пролетели кадры, где 391‑й взвод перемолачивало в кровавые лоскуты. – Куда он должен бежать? Имея в виду, что это его планета.
– Я думал…
– Советую не думать, солдат. Что, не читал контракта? Закрой пасть и начинай экономить дыхание. Скоро понадобится.
– Э‑э… слушаюсь, сэр, – он был немного удивлен. Судя по повернутым в нашу сторону головам – не он один. Офицеры Кареры нечасто разговаривают в таком тоне. Ничего странного. Война на Санкции IV, как и прочие войны, вызывала к жизни самые разные чувства.
– И еще одно.
– Слушаю, полковник.
– На мне форма лейтенанта. В подразделениях «Клин» нет полковников. Попробуй запомнить.
Острая боль от одного из обрубков моего тела быстро пробилась к мозгу, поднявшись сквозь ватную защиту эндорфина. Сообщая о повреждении, боль моментально перешла в волну дикого крика. Улыбка на моем лице растворилась так же, как под ударом бомб растаял городской пейзаж Ивенфолла. В один миг интерес к чему бы то ни было исчез. Остался только мой крик.
Я проснулся. Где‑то поблизости, чуть ниже меня, плескалась вода, и прямое солнечное тепло грело лицо и руки. Кто‑то снял изрешеченный шрапнелью костюм, оставив на моем теле форменную безрукавку с эмблемой «Клина». Двинув рукой, я ощутил под пальцами теплую, приятную на ощупь и выветренную от времени деревянную поверхность. За закрытыми глазами метались солнечные блики.
Боли совершенно не было. |