Но чем бы ни считала себя психохирургия Латимера – Сутъяди ее получит. Я плачу за все.
Сутъяди.
Крюиксхэнк.
Хансен.
Сян.
Некоторые скажут: легко отделались.
Временами, сидя под ночным небом в компании Люка Депре и бутылки виски, я почти не возражаю.
Вонгсават регулярно нас покидает. За ней прилетают на старинном аэроджипе с откидным верхом. Мужчина одет с иголочки. Модель списана с образцового чиновника времен заселения Дома Хань. К нашему вечному изумлению, он всегда ссорится с ней из‑за ремней безопасности, а затем, жужжа как шмель, уводит в горы. Обычно Амели возвращается через полчаса.
В реальном времени это целых два дня. Нанятые Респинеджи специалисты максимально растянули шкалу времени – по нашей же просьбе. Кажется, такое задание им дали впервые: большая часть клиентуры желает получить в десять или сто раз больше отдыха за реально короткое время. Вероятно, у большинства вовсе нет такой проблемы: как убить несколько лет, если делать вообще‑то нечего? В виртуальном мире одиннадцать лет натикают куда быстрее, раз примерно в сто. На мостике населенного нашими призраками «Чандры» за несколько виртуальных часов проходит целая неделя. Так что у Латимера окажемся к концу месяца.
На самом деле было бы куда проще проспать это время. Но Карера судил о человеческой натуре так, как и любой другой стервятник из числа собравшихся у парализованного войной тела Санкции IV. Со всех космических транспортов, обладавших достаточным для бегства из зоны конфликта запасом автономности, были сняты криокапсулы. За исключением пилотских, оставленных на крайний случай и без особого энтузиазма.
Та, что стояла на «Чандре», была крайне низкого качества: всякий раз, покидая наше общество, Вонгсават проходила циклы разморозки, зачем‑то инициируемые навороченным компьютером криосистемы. Хорошо проработанный клип с чиновником из Дома Хань придумала и закодировала Сунь Липин. Она сделала это просто так, в шутку – когда Вонгсават принялась ругаться на плохую работу криокапсулы.
Разумеется, Вонгсават преувеличивала. Что неудивительно в обстановке, моделирующей жизнь до такой степени идеальную. Как правило, Амели возвращалась к уже остывшему кофе, а те системные тесты, что ей приходилось выполнять в пилотской кабине, заканчивались со стопроцентно успешным результатом. Настолько четко работала навигационная система Нахановича. Как однажды сказала Сунь, инопланетяне не могли построить средства более качественные.
Пару дней назад я припомнил Сунь эти слова. Мы плыли на матрацах, огибая мыс и щурясь от яркого солнца. Она вспомнила их с большим трудом. Теперь все случившееся на Санкции IV казалось очень далеким, словно это было в другой жизни. Нынешняя потусторонняя реальность напрочь лишала всякого чувства времени. Наверное, потому, что такой необходимости просто не было. Любой из нас мог узнать время, уже проведенное в пути и оставшееся до прибытия на Латимер, из виртуального банка данных, но казалось, никто не хотел об этом помнить. Все предпочитали мутную неопределенность.
Мы знаем, что на Санкции IV прошло несколько лет. Сколько и как именно – из нашей норы их ситуация выглядела совершенно неясной. Возможно, война уже закончилась или закончился вновь заключенный мир. А возможно – нет. Впрочем, ничто не имело большого значения. Жизнь своим чередом проходила мимо.
По крайней мере для большинства из нас.
Иногда я вспоминаю о Тане Вордени и каждый раз теряюсь в догадках: чем теперь занимается наш археолог? Спрашиваю себя: осталась ли она на Санкции IV или кочует по этой системе? Возможно, взяла новое тело взамен прежнего, износившегося за время подбора шифров к марсианскому дредноуту?
Интересно, сколько еще мертвых кораблей вращается по орбитам вокруг неизученных нами миров? Кораблей, всегда готовых открыть огонь по своим старым врагам и снова падающих в темноту после схватки, получив повреждения. |