Он тоже улыбнулся.

— Да нет, понятно.

Он не первый раз жалуется на мое равнодушие к его карьере, и до сих пор я была даже довольна, что это его немного злит. Внезапно я поняла, что это было ошибкой. Ноэли читает его статьи, говорит о них, чуть склонив голову, с улыбкой восхищения на устах. Но как я могу изменить свое отношение? Это было бы шито белыми нитками. Весь этот разговор был мучителен для меня. Я уверена, что Ноэли плохая мать. Женщина, столь сухая и расчетливая, не может дать своей дочери того, что отдала своим дочерям я.

Понедельник, 22 ноября. Нет, я не должна преследовать Ноэли на ее территории. Нужно попробовать бороться на своей. Морис был так чуток к заботе, которой я его окружала, а теперь я его совсем забросила. Целый день наводила порядок в наших шкафах. Сложила на зиму летнюю одежду, очистила от нафталина и проветрила зимнюю. Заполненные шкафы, где каждая вещь — на своем месте, внушили мне оптимизм. Достаток, благополучие… Стопки тонких платков, чулок, вязаных вещей казались залогом полного благополучия и в будущем.

Вторник, 23 ноября. Я прямо больна от стыда. Я должна была это предвидеть. Когда Морис пришел обедать, лицо у него было как в наши самые худшие дни. Почти сразу же он бросил мне:

— Напрасно ты доверяешься своей подруге Диане. Ноэли передали, что она провела по ее поводу самое настоящее расследование в адвокатских кругах и среди общих знакомых. И везде она говорит, что это поручила ей ты.

Я покраснела. Мне стало больно. Я никогда не подавала Морису повода осуждать меня. Он был моей защитой. И вот я перед ним в роли обвиняемой. Какое несчастье!

— Просто я сказала, что хотела бы знать, что же такое Ноэли.

— Чем разводить сплетни, спросила бы лучше меня. Ты думаешь, я не знаю, что собой представляет Ноэли? Ты ошибаешься. Я одинаково хорошо знаю ее достоинства и ее недостатки. Я не влюбленный школяр.

— Все же я не думаю, что твое мнение так уж объективно.

— Ты думаешь, Диана и ее подружки объективнее? Можешь быть уверена, они и тебя не пощадят.

— Хорошо, — ответила я. — Я скажу Диане, чтобы она придержала язык.

— Очень советую это сделать.

Он с усилием перевел разговор на другое. Мы вели его вежливо. Но я сгораю от стыда. Ведь я сама подорвала его уважение ко мне.

Пятница, 26 ноября. В присутствии Мориса я теперь чувствую себя как перед судьей. Ведь что-то он думает обо мне, а что — не говорит. При этой мысли у меня мутится разом. Раньше я без малейшего волнения думала о том, какой он видит меня. И я смотрела на себя только его глазами. Этот образ, быть может, несколько льстил мне, но в общем я себя узнавала. Теперь я задаю себе вопрос; кого он видит во мне? Он считает меня мещанкой — ревнивой, бестактной и даже, возможно, непорядочной — ведь я пыталась о чем-то дознаться за его спиной? Это несправедливо. Он столько прощает Ноэли, неужели он не может понять то беспокойное любопытство, которое испытываю я к ней? Я ненавижу сплетни, но пусть я опустилась и до них, мне многое простительно. Он ни словом не намекнул на эту прошлую историю, он ведет себя как джентльмен.

Путаное объяснение с Дианой. Она клянется детьми, что не говорила, будто наводит справки по моему поручению. Вероятно, это предположение Ноэли сделала сама. Она призналась, что сказала одной подруге: «Да, в данный момент меня интересует Ноэли Герар». Но это никак не могло меня скомпрометировать. Конечно, она действовала неумело.