— Надо предъявить им ультиматум, — предложили чекисты. — А как они сдадутся, пострелять всех к чертовой матери!

— А коли они не сдадутся?

— Тогда атаковать!

— Как?

— Напрямки!

«Ежели в лоб пойти, то под перекрестный огонь пулеметов угодишь, — прикинул бывший поблизости Мишель. — А после они атакующие цепи с верхних этажей гранатами закидают. Половина людей ни за грош поляжет!»

Командир латышских стрелков, мысля также, помотал головой, сказал, смешно растягивая слова.

— Я... мм-оих людей... на пул-леметы не пов-ве-еду!

Понимал, что главный удар принимать ему.

— А чего тогда делать? — растерялись чекисты, которые более привыкли ночные обыски учинять, чем в атаки ходить.

— С другой улицы надобно, — не удержался, сказал Мишель. — Там пристройки дворовые, ежели в них из соседних зданий попасть, то можно с тылу зайти.

— Вы верно знаете? — спросил латышский командир, испытующе глядя на Мишеля.

— Да. Я там бывал, — кивнул тот.

Правда, давно бывал, года четыре тому назад, при обстоятельствах вполне романтических — на балу, где безответно ухлестывал за дочкой хозяина дома, которую звали, кажется, Мими. Они даже из залы во внутренний дворик выходили, свежим воздухом подышать, отчего Мишель более-менее знал устройство дома. Да только после, как к Мими какой-то слащавый штабс-капитан подскочил, — она им увлеклась.

— Эт-то дел-ло! — поддержал Мишеля командир латышских стрелков. — Надобно с фронта стрельбу учинить, а частью отряда с тыла ударить.

Командиры стали, крича и размахивая руками, обсуждать предложенный план. Никакого единоначалия в отряде не было — всяк тянул в свою сторону, отчего стоял митинговый гвалт.

Наконец порешили идти с двух сторон.

— Поведете моих бойцов, — сказал командир латышских стрелков.

— Я? — удивился Мишель.

— Вы! Вы ведь там бывали!

Мишеля придали латышскому взводу, сунув в руку винтовку.

Выстроившись в цепь, они перебежали на соседнюю улицу.

— Туда!

Нырнули, сквозь низкую арку, в проходной двор. Зашли в подъезд. Постучали в дверь.

— Кто там?

— Откройте, Чека!..

Прошли через квартиру на другую сторону, один за другим, сквозь раскрытое окно, пододвинув стул и наступая грязными подошвами на подоконник, попрыгали во двор. Уже особняка. Пригибаясь, побежали к пристройке.

Их никто не заметил. Пьяные анархисты, видно, беспробудно спали. Ежели кто и нес службу, то не здесь, а со стороны парадного входа.

Ткнулись в какую-то дверь. Она была заперта. Пришлось высаживать ее прикладами. Шуметь уже не боялись, потому как с улицы часто загромыхали выстрелы, застрекотали пулеметы, ахнул, рассыпавшись звоном оконного стекла, взрыв...

Отряд пошел в атаку.

— А ну — разом!

Дверь, не выдержав напора, вылетела, причем вместе с косяком. Внутри было темно — двигались на ощупь. Сунулись в какую-то залу, где среди груды сваленной мебели на шикарных диванах спали вповалку пьяные матросы.

Тех, кто потянулся за оружием, закололи штыками, остальных связали друг с дружкой ремнями.

Пошли дале...

Первый этаж миновали благополучно, а вот на втором, на лестнице, навстречу им забухали выстрелы. Кто-то, рядом с Мишелем, ахнув, присел, схватившись за живот. Мишель, повинуясь фронтовым привычкам, упал, пополз в сторону, за выступ лестницы. Выставив вперед винтовку, пальнул несколько раз вверх, в распахнутые двери. Теперь оттуда в любой момент могла вылететь граната, и тогда, на узкой лестнице, их всех посечет осколками.