| 
                                    [Повести. С. 72, 198.] Этому отрывку соответствуют два разных места Задонщины: первая часть читается в эпизоде «на костях» («Грозно бо, брате, и жалостно в то время посмотрети иже лежат трупи крестьянские (в И1 далее: акы сенныи стоги.—А. 3.) у Дуная великого на брезе, а Дон река три дни кровию текла»), а вторая в другом месте («в трупи человечье борзи кони не могут скочити, а в крови по колено бродят» У). Считая, что автор Основного и Забелинского вариантов объединил воедино два текста Задонщины, Л. А. Дмитриев делает отсюда вполне логичный вывод, что в этом случае «эпизод на костях» должен быть в Задонщине, которой пользовался автор этих вариантов Сказания. Но беда Л. А. Дмитриева состоит в том, что свою первую посылку он не доказал: почему автор Сказания пользовался в данном случае Задонщиной, а не наоборот? Этого мало. В Ундольской группе Основной редакции и в Распространенной редакции Сказания слова «Грозно бо, брате, в то время… трупом тотарским», т. е. при полном их совпадении с текстом Задонщины, помещены в том же самом месте, как и в списках И1 и У Задонщины.[Повести. С. С. 153; Шамбинаго. Сказание. С. 48; Шамбинаго. Повести. Тексты. С. 122. Эпизод стояния на костях князя Владимира Андреевича мог читаться в архетипе Сказания (хотя в Летописной повести его нет). В таком случае он мог повлиять на соответствующий фрагмент Задонщины (об этом см. далее).] Следовательно, этот текст мог быть в архетипе Сказания, а из Основного варианта (и Забелинского) он просто выпал. Таким образом, текстологических препятствий для того, чтобы считать Сказание в эпизоде «на костях» источником Задонщины, у нас нет.
 Л. А. Дмитриев считает, что «делопроизводственные мотивы» присущи Задонщине (упоминание о 70 000 воинов и т. п.). Но далее все эти мотивы есть только в Пространной Задонщине и в свою очередь возводятся к Сказанию. 
Среди погибших бояр Задонщины названы «70 бояринов рязаньских». По Л. А. Дмитриеву, они опущены в Сказании, так как для его автора Олег Рязанский был изменником. Но автор Задонщины мог просто вставить этих 70 бояр в первоначальный текст, стремясь представить поход Дмитрия Донского общерусским делом. Л. А. Дмитриеву кажется странным упоминание о гибели 30 посадников новгородских в Сказании, так как в нем об участии новгородцев в Куликовской битве не говорится. Сказание — памятник сравнительно поздний.[Этим обстоятельством может быть объяснена и гиперболизация цифр в перечислении убитых.] Возник он на русском севере. Не обладая сведениями об участии новгородцев в самой битве, его автор мог глухо упомянуть о погибших новгородцах, не вдаваясь в какие-либо подробности. Упоминание о новгородцах, серпуховичах, суздальцах и т. п. придавало Куликовской битве общерусский характер. Впрочем, и сам Л. А. Дмитриев свои доводы не считает достаточными, говоря, что его предположение просто «едва ли… менее обосновано», чем гипотеза В. П. Адриановой-Перетц и Р. О. Якобсона. 
Впрочем, по мнению Н. С. Демковой, «Л. А. Дмитриев убедительно показал неорганичность эпизода с расчетом убитых в тексте „Сказания“».[Демкова. Заимствования из «Задонщины». С. 458.] 
По Н. С. Демковой, Сказание обращалось к Задонщине дважды: «в собственно авторском тексте, создав на его материале сцену объезда великим князем поля боя, и второй раз — использовав этот текст уже как самостоятельный эпизод повествования».[Демкова. Заимствования из «Задонщины». С. 461.]Этот вывод она обосновывает отсутствием стабильности в изложении завершающих эпизодов Сказания различными редакциями и группами памятника, а также параллелизмом поступков князя. Вопрос о взаимоотношении Киприановской редакции и группы У Основной редакции Сказания еще остается спорным. А вот что касается параллелизма, то он, на наш взгляд, мнимый. Вначале великий князь ездит по полю боя и слышит скорбные вести о гибели героев.                                                                      |