|
А вот что касается параллелизма, то он, на наш взгляд, мнимый. Вначале великий князь ездит по полю боя и слышит скорбные вести о гибели героев. При этом Дмитрий Донской плачет и произносит ряд речей, обращенных к павшим и живым. Затем он вопрошает, каковы общие потери воевод. Ему дают исчерпывающий ответ, и тогда он произносит слово, обращенное к Творцу, вспоминая при этом погибших. Никаких текстологических повторов здесь начисто нет.
Итак, эпизод «став на костях» в Сказании не может считаться вторичным: он является органическим завершением воинской повести. Если теперь обратить внимание на характер эпизодов Сказания, совпадающих с обеими редакциями Задонщины, то можно прийти к следующим выводам. В списке К-Б есть почти все устно-поэтические фрагменты Сказания, хотя в ряде случаев они совпадают и со списками Пространной редакции. Взаимоотношение Сказания с Пространной редакцией Задонщины иного характера. Подавляющая часть рассказа во второй половине этой редакции не находит прямого соответствия в Сказании. Зато его связывают со Сказанием общие образы и отдельные выражения («конь не может скочити, в крови по колено бродят… ваши московъскыя сладостные меды… испити медвеная чаша… Уныша… побежи поганый Мамай и от нас по Задлешью» и др.). Два больших фрагмента Сказания (тринадцатый и четырнадцатый)[С. К. Шамбинаго считал даже, что оба фрагмента не входят в первоначальную редакцию Задонщины (Шамбинаго. Повести. С. 129–130). См. замечания В. П. Адриановой-Перетц (Адрианова-Перетц. Задонщина. С. 222).] целиком есть в Задонщине. Их сугубо фактический характер (перечисление погибших воевод и т. п.) вполне согласуется с рассказом Сказания, которое и является, очевидно, в данном случае источником Пространной редакции.[Ср.: Марков А. Рецензия на книгу С. К. Шамбинаго. Повести о Мамаевом побоище//ЖМНП. 1908. Апрель. С. 441] Отдельные черты фразеологического сходства есть уже между К-Б и Сказанием (см. «шоломы злаченыя»[Повести. С. 62–63.] применительно к русским войскам). В К-Б встречаем чтение: «пашутся хоригови берчати». В И1 и сходных текст более отдаленный: «Пашут бо ся хорюгове, ищут себе чести и славнаго имени». Р. П. Дмитриева сопоставляет еще «грозу велику подавающи»[Повести. С. 66.] с «воды возпиша, весть подаваша» К-Б.[Дмитриева. Взаимоотношение списков. С. 261.] Но гораздо больше черт сходства со Сказанием в Пространной редакции Задонщины, широко пользовавшейся этим памятником. В И1 и сходных встречается слово «уныша» применительно к русским, в Сказании — о татарах, а «велика бо туга» русских соответствует «тугою покрышася» (о татарах) И1 и сходных: «стязи ревуть наволочены» (ниже «стязи золоченыа ревуть»)[Повести. С. 56, 62.] есть только в И1 и сходных. Итак, соотношение Сказания о Мамаевом побоище с обеими редакциями Задонщины представляется нам в следующем виде. С Краткой редакцией Задонщины Сказание о Мамаевом побоище сближают лирико-эпические места (зловещие предсказания, полет соколов и кречетов и т. д.). Но так как эти места органически входят в ткань повествования Задонщины, а вместе с тем являются как бы инородным телом в суровом церковно-воинском повествовании Сказания, то отсюда с неизбежностью вытекает вывод: Краткая Задонщина явилась источником Сказания о Мамаевом побоище.[А. Вайян полагает, что источником Сказания была Задонщина версии XVI в., т. е. Пространная редакция (Vaillant A. Les rćcits de Kulikovo… P. 88). Принимая его наблюдения о сходстве Сказания со списками Задонщины XVI в., А. В. Соловьев объясняет это сходство тем, что поздние списки Задонщины «сохранили отдельные черты оригинала XIV в.» (Соловьев А. К вопросу о взаимоотношениях произведений Куликовского цикла. («Задонщина», «Летописная повесть» и «Сказание о Мамаевом побоище»)//РЛ. |
