Виктор с удивлением посмотрел на Жукова:

— А тебе-то что? Мало ли сколько всего за долгую историю человечества сломано. Тебе церквей жалко? Ты разве верующий? Разве ходишь туда?

— А ты думаешь, что ценить и уважать надо только те места, куда ты ходишь? — губы Бориса вытянулись в насмешливую улыбку. — Вот мы с тобой опять вернулись к разговору о культуре… Знаешь, есть такая вещь как синдром оккупанта.

— Ты о чём?

— Мне мой дед, который в партизанах был, рассказывал, что во время войны немцы вели себя на оккупированной территории так, как никогда не позволили бы себе у себя дома. А ведь это немцы — культурнейшая нация. Дед часто вспоминает одного пленного, которого он допрашивал и всё хотел чисто по-человечески разобраться, почему так происходило. Тот немец до призыва на фронт преподавал в университете, интеллигентный человек, но в избе, где он и его солдаты устроилось на постой, он запросто выплёскивал на пол остатки супа, мочился прямо под окном, расстреливал из автомата глиняные горшки, выставляя их в качестве мишени. Уйдя на фронт, он как бы оставил всю свою культуру у себя на родине и с лёгкостью превратился в оккупанта. Всё, что попадалось ему на пути, было для него враждебным, и он считал в порядке вещей ломать и крушить… Наполеон велел своим солдатам стрелять из ружей и пушек по Сфинксу, Наполеон велел заминировать Кремль в Москве. «Величайший» император терял на чужой территории человеческий облик. Это и есть синдром оккупанта.

— И при чём тут разрушенные церкви? — не понял Смеляков.

— При том, что революционная толпа (ты уж извини, но я не могу обойтись в данном случае без слова «толпа») ворвалась на чужую территорию и с удовольствием стала всё крушить. И с этой психологией народ не расстался до сих пор!

— Борь, ты же комсомолец, — помрачнел Виктор, в его голосе прозвучал холодный укор. — Куда ты клонишь? И чего ты о церквах печёшься? Во-первых, они же не все разрушены. Во-вторых, не нужно нам столько церквей, сколько их раньше было. Сейчас они пустые стояли бы, верующих-то совсем никого не осталось. А в качестве исторических экспонатов и этих достаточно.

Он увидел, что Вера хитро улыбнулась, но не понял, что послужило причиной её улыбки.

— Церкви возводились не в качестве музейных образцов, а как храмы, — голос чуть Бориса сделался резким, он снова начал раздражаться. — Почему советская власть берёт на себя право распоряжаться той областью, к которой она не имеет отношения? Ведь если у нас государство отделено от церкви, то почему же государство вторгается в жизнь церкви?

— Не знаю, — пожал плечами Виктор, не знаю.

— А ты подумай хорошенько! Ты же на юриста учишься! Ты во всём должен видеть правовую основу!

— При чём тут правовая основа? — Виктор внезапно взбеленился. — Советская власть победила, она наделила себя такими правами, какие сочла нужными. Победителю достаётся всё! Победитель не спрашивает побеждённого: «Чего изволите?»

— Этак можно далеко зайти…

— Ты когда-нибудь дрался? В морду, в рёбра, кулаками, по-настоящему?

— Это неинтеллигентно.

— То-то и оно, — засмеялся Виктор, сразу почувствовав определённое превосходство над Борисом. — Видно, что ты никогда на собственной шкуре ни испытывал, что такое быть побеждённым и что такое быть победителем…

— Ладно, мальчики, кончайте бодаться, — Вера отошла от них и закружилась на месте. — Темнеть начинает, есть возможность насладиться последними лучами солнца.