— Да! Как, прямо сейчас? Ой, нет!.. И что — больше некому?… Ну тогда… — Он отчаянно и бегло глянул на меня. — Полчаса подождешь? Постараюсь, конечно.

Положив трубку, он растерянно спросил:

— Людмила Прокофьевна, может, вы придумаете, кому можно перепоручить одно дельце…

Оказалось, что минут сорок назад, когда в конторе, не считая меня, пребывали только Мишенька и Ольга Николаевна, на мобильник последней поступило сообщение, с которым она тут же ознакомила единственного, кто оказался под рукой.

— Миша, беда! Мой, как вы однажды выразились, любимый однокорытник до глубокого вечера увяз в переговорах с пострадавшим в той сделке на Ленинском проспекте. А у него, если помните, маменька. Так вот, если ее не удастся нейтрализовать, она через пару часов начнет обрывать ему телефон. Отключиться он не может, поскольку ждет важной информации, а прерывать сегодняшнюю встречу разборками с мамой тоже не может себе позволить. Я бы взяла ее на себя — нам уже приходилось общаться, — но мне пора убегать, и не уверена, что освобожусь к нужному времени. Мишенька, порадей за контору, а? Я напишу адрес — съезди, пожалуйста, успокой старушку. Главное — ни в коем случае не подпускать к телефону. Зовут ее Кассандра Антониновна.

Мишенька не без трепета согласился, а теперь оказалось, что некому везти в роддом родственницу, раньше времени неизвестно с чего вздумавшую рожать…

— Давайте бумажку и бегите, — прервала я поток панических излияний.

Проспект Ветеранов пересекал множество идиллически зеленых улочек с грозными милитаристическими названиями. Помнится, на одной из них, а именно на улице Солдата Корзуна, располагалась квартира, одолженная агентству Снеговым. А неподалеку, на улице Партизана Германа, обитают, стало быть, Лисянский с матерью.

Отыскав перекресток Ветеранов и Партизана Германа, я вытащила из сумочки изъятый у Мишеньки помятый листок — освежить в памяти адрес и имя хозяйки…

Неприятно вступать в контакт с человеком, о котором довелось узнать много лишнего, по преимуществу плохого. С другой стороны, теперь я сумею предстать во всеоружии и начать с домашних заготовок. Трудно угадать наверняка, что окажется сильнее в женщине, прикованной к инвалидному креслу и давно лишенной нормального общения, — разумная осторожность или желание поговорить. Требуется, чтобы победило второе. Следовательно, впечатление я должна произвести безобидное, но интригующее.

Нажав на кнопку звонка, я приготовилась ждать. И не ошиблась — не знай я наверняка, что хозяйке негде больше быть, кроме как дома, решила бы, что мне давно пора уходить. Затем дверь все-таки приоткрылась — на длину цепочки.

— Кассандра Антониновна? — обратилась я к девически ясному зеленому глазу в образовавшейся щели.

Молчание стало мне ответом, но не обескуражило: все шло согласно плану. Я решительно продолжила:

— Здравствуйте. Я коллега вашего сына. Так получилось, что сегодня часов до десяти вечера он не сумеет вам позвонить, поскольку будет плотно занят на выезде и одновременно в важных телефонных переговорах. Он попросил Ольгу Николаевну зайти к вам и все объяснить, но ей в последний момент пришлось заняться разрешением авральной ситуации по своему профилю. У нас в конторе сейчас не самый легкий период, знаете ли… Так вот, Ольга Николаевна вынуждена была обратиться ко мне — с тем, чтобы я, раз уж мне все равно по пути, заменила ее и ответила на все ваши вопросы. Если они у вас, конечно, возникнут.

После минуты возни, шороха и лязга дверь открылась. В раме дверного проема я увидела громоздкое кресло с гнездящейся в нем маленькой, слегка полноватой женщиной. Голова в живописных кудряшках, кукольное, чуть увядшее личико, наивные ярко-зеленые глаза.