Голос Фальке! Мадлен решила, что он ей мерещится. Как может Фальке здесь оказаться?

 Она попыталась крикнуть, но лишь застонала.

 Стон был так тих, что походил на вздох. По всем законам физики Фальке не должен был услышать его, но он услышал. Немец всадил каблуки в бока осла и потянул за собой второго, заставив животных перейти чуть ли не на галоп. Увидев сочащиеся волдыри, опухшие веки и потрескавшиеся губы, врач пришел в ужас. Он спрыгнул с седла, задержавшись лишь затем, чтобы привязать животных к небольшому придорожному валуну, потом схватил бурдюк с водой и помчался по крупному щебню туда, где лежала возлюбленная.

 — Мадлен, Мадлен, — повторял он, опускаясь рядом с ней на колени. — Боже мой! Любовь моя, дорогая моя. — Фальке наклонился, чтобы поцеловать ее, но удержался, понимая, какую муку причинит ей даже легчайшее прикосновение его губ. — Мадлен. Твое лицо. Твои руки. — Он был слишком хорошим врачом, чтобы не констатировать факт: такие ожоги смертельны. Вне себя от отчаяния, Фальке трясущимися руками принялся развязывать бурдюк, чтобы смочить ее обгоревшие губы.

 — Нет, — прохрипела она, пытаясь разомкнуть распухшие веки, покрытые мелкими волдырями.

 — Это вода, — сказал он. — Она поможет тебе.

 — Нет, — прошептала Мадлен.

 — Да. — Он наклонил бурдюк, стараясь действовать как можно нежнее, но в спешке толкнул ее в щеку. — Прости. О Господи! Мадлен, прости. — Она не издала ни звука, но дрожь, пробежавшая по ее телу, свидетельствовала о мучительной боли.

 — Боже! Любимая, дорогая. — Руки его продолжали трястись, и бурдюк пришлось опустить на землю. — Я не привез ни опия, ни… ничего другого, могущего принести облегчение. — Произнося это, Фальке ненавидел себя. — У меня есть мази, но… при таких ожогах… — Он осторожным движением поправил ей волосы и тут же отдернул руку.

 Мадлен поняла: Фальке не верит, что ее можно спасти.

 — Найди тень, — с великим трудом выговорила она.

 Он наклонился ниже.

 — Нет-нет, дорогая. Лишние муки тебе ни к чему. — Ему хотелось утешить любимую поцелуем, но на лице ее не было ни малейшего уцелевшего пятнышка кожи. — Я закрою тебя от солнца. Подмога уже в пути.

 — Найди тень.

 — И не проси. — Фальке переместился, выбирая позицию. — Я не хочу мучить тебя.

 Тень его была узкой, но принесла облегчение.

 — Ты должен, — сказала Мадлен.

 Он помолчал, потом с безграничной нежностью взял ее за руку.

 — Боль будет невыносимой.

 Она слабо сжала его пальцы.

 — Здесь опасно.

 Фальке насторожился.

 — Я никого не вижу, — оглядевшись, возразил он.

 — Скалы… — Мадлен закашлялась.

 — Тот, кто стрелял в тебя, прячется в скалах?

 — Да. — Она вновь обессилела и дышала с трудом.

 Фальке все вертел головой, соображая, как быть.

 Жара не спадала, рубашка и штаны липли к телу. Делалось ясно, что в защите от солнца нуждается не только Мадлен.

 — Если мы где-нибудь спрячемся, тебе это поможет?

 Мадлен, не имея возможности ободрить Фальке улыбкой, шевельнула плечом.