— Простите меня… я забылась. Даже не знаю, как это получилось. Отец очень расстроится…

 Мадлен мягко ее перебила:

 — Ваш отец ни о чем не узнает.

 — Что? — Рида обернулась и уставилась на Мадлен.

 — У меня нет причины обсуждать в беседе с хозяином этого дома то, что я услышала от вас. Я понимаю, обо мне ходят разные сплетни, и вполне естественно, что некоторые из них дошли до ваших ушей. Я могу лишь благодарить вас за прямоту, ведь вы отважились вслух произнести то, о чем другие предпочитают шушукаться втихомолку. — Она дала время Риде обдумать свои слова. — А теперь не окажете ли мне честь представить меня своему отцу?

 Девушка удивленно сморгнула.

 — Отцу? — Она встрепенулась. — Да-да, конечно. Буду рада. Прошу. — Рида пошла было к двери, но тут же остановилась. — Вы правда не сообщите ему о моем дурном поведении?

 — Я ведь уже сказала, что не стану это делать, — с иронической строгостью ответствовала Мадлен.

 — При других обстоятельствах я бы и рта не раскрыла. Просто… вы меня потрясли. Вы так молоды, так красивы. Я ожидала встретить даму постарше… ну… не такую, как вы.

 — Я не так молода как вы думаете, мадемуазель, — сказала Мадлен.

 Зал для приемов оказался огромным. Его величие подавляло. Колонны из зеленого мрамора, пол с мраморной головоломной мозаикой, четыре огромные хрустальные люстры — всего этого было словно бы чересчур много для полусотни гостей. Тут же играл небольшой ансамбль из пяти музыкантов, но танцевали всего несколько пар.

 — Отец, — обратилась к хозяину дома Рида Омат, проведя Мадлен через зал, — пришла твоя последняя гостья.

 Ямут Омат был одет в строгий вечерний костюм и, если бы не тюрбан, вполне мог сойти за итальянца. Он стоял чуть в стороне от гостей, сверля их пронзительным взглядом.

 — Мадам де Монталье, наконец-то, — произнес он. — Вы не нуждаетесь в представлении.

 Мадлен придержала резкое замечание, готовое слететь с языка, и в церемонном реверансе присела перед хозяином дома.

 — Месье Омат, благодарю вас за любезное приглашение и прошу простить мне столь позднее у вас появление.

 Властность, с какой египтянин поцеловал ее руку, дала понять, что с этим человеком надо держаться настороже. В нем ощущалось желание подчинять себе все и вся. Поэтому она улыбнулась. Дружелюбно, но без тени игривости.

 — Прощать тут нечего, — с важным видом отвечал Ямут Омат. — Скорее, я должен выразить благодарность. — Он широким жестом обвел присутствующих гостей. — Мы ведь не знакомы, но вы все же приехали, чем оказали мне честь.

 

— Вы пригласили всю экспедицию профессора Бондиле, а я ведь тоже ее участница. — Мадлен с удовольствием отметила про себя, что все еще не утратила умения поддерживать светскую болтовню. — С вашей стороны весьма великодушно оказывать гостеприимство иностранцам, слишком многие из них некогда злоупотребляли радушием египтян. Осторожная сдержанность по отношению к европейцам, особенно к нам, французам, была бы простительна и понятна.

 — Из-за Наполеона, вы хотите сказать? — уточнил Ямут Омат и, не дожидаясь ответа, театрально расхохотался, отчего кое-кто из гостей повернулся в их сторону. — Дорогая, я не из тех одержимых глупцов, что прятались по развалинам и швыряли в завоевателей камни. Я сразу понял, что любое сопротивление обречено и что лучше сотрудничать, чем сражаться.